Рейтинг (СИ)

«Без служебной карточки Гольдштейна ты никто, Гуляка, — лезли в голову назойливые мысли. — Ты и с ней никто, что бы Тина ни говорила». «Ты сын своего отца и брат Майи» — мысленно всплыл ответ Тины. Но отец уже привык жить один, сестра — самодостаточна, Тина… Отношения с Тиной — единственное, что держало его на плаву. До того момента, пока она не шагнула на двадцатую ступень рейтинга.

Ей девятнадцать. Удивительное сочетание прагматичности и веры в сказки про любовь. Но пройдет несколько лет и прагматичность возьмет свое. А любовь как была, так и останется сказкой.

— Саша, ты рассуждаешь как старик, — говорит она, недовольно хмурясь.

Ей совсем не идет суровость.

— Я рассуждаю как сетевой фантом без номера регистрации.

Какие еще выводы она ждет?

— Ты опять думаешь об этом.

Она не понимает очевидное.

— Я всегда думаю об этом.

Что тут объяснять?

— Но что же мне еще сделать, чтобы ты думал обо мне, а не о своей исключительности?

Ей кажется, что такой разговор можно перевести в шутку.

— Исключения из правил — неотъемлемая часть этих самых правил.

С Гольдштейном не поспоришь.

— Твой отец знает, что говорит. Но в моем случае — это путь в никуда. Гуляка — сетевой дрон, не больше. Руководимый переносчик информации. Он не имеет права отказаться от своей роли даже если она ему опостылела, потому что другого такого исключительного больше нет. Вернее, замену мне можно найти, конечно, но это будет замена с полным отключением прототипа. Ломов сказал это прямым текстом. Я не имею права отказаться, потому что служба безопасности еще не умеет выборочно стирать память.

— Не отказывайся.

Тина не понимает всей катастрофы ситуации.

— Да уж, куда мне деваться. Но одно дело я, другое ты. Ты — полноправный член общества. У тебя есть право создать свою семью.

— У меня есть право выбора.

Она настроена решительно. Влюбленность затмевает здравый смысл напрочь.

— У тебя есть, у меня — нет.

— Ты разлюбил меня?

Она снова переводит разговор на это. Если сказать «да» — это будет неправда. Если сказать «нет»…

— Да.

* * *

— Это чушь несусветная! — Майя не переставала возмущаться поведением брата.

— Его можно понять… Майя… но мне обидно, до чертиков! Дежавю. Он поступил ровным счетом так же, как сделал это Женя. Значит, причина во мне.

— Причина в том, что он дурак.

Майя весь вечер сидела у Тины, пытаясь ее успокоить.

— Не могут быть все дураками, а я одна умной.

— Могут. Ты не только умная, но и привлекательная. При этом сильная и целеустремленная личность.

— Я — эгоистка.

— Да, но в хорошем смысле этого слова.

— У этого слова нет хорошего смысла. — Тина не знала, злиться ей на Сашу, обижаться или пытаться понять. Копалась в себе, будто была в чем-то виноватой.

— Ты психолог — тебе лучше знать про смыслы. А я тебе скажу, что я лучше знаю своего брата. Он каким был чумным, таким и остался. У него неадекватный взгляд на мир и людей. Но, тем не менее, внутри он порядочный и добрый. Все, что он говорит — это внешняя оболочка. Не слушай. Перебесится и сам прибежит. Только не бросай его.

— Майка, он снова начал демонстративно избегать меня.

— Ничего, я с ним еще поговорю.

— Как Женя.

— Они, конечно, чем-то похожи… Но он не Женя. Все будет в порядке.

Часть 3. Профилактика. Глава 2

— Я говорил, что не надо было брать его в штат на постоянной основе! Мы сами пытаемся себя обмануть. — Захар Ломов сидел за столом нахмурившись. — Если бы мы изолировали его как предполагалось вначале, он не травил бы себя наркотой, прячась от видеокамер в душевой кабинке.

Петр Гольдштейн прохаживался мимо стола — направо, потом налево, потом снова направо… А Ломов продолжал:

— Надо было уже давно запретить эти поездки вниз. Яблоко от яблони, знаешь ли… Никому из них нельзя доверять. А лучше вообще, закрыть за перевозку наркоты через кордон. Ты уверен, что он не взялся за роль курьера? Если в отделе наркотиков узнают, что мы его покрываем, то не только он не удержится за свою карточку.

Петр Гольдштейн знал, что Ломов откровенно недолюбливал нижних. Было за что — три огнестрельных ранения. Все же не удержался, чтобы не возразить.

— Привязать как теленка и загонять в Центр управления по мере надобности. Мы приняли совместное решение, и ты, между прочим, согласился с этим. Привязать, не посадить в клетку. Разницу понимаешь? — Он остановился напротив Ломова, пробуравливая его взглядом.

Ломов скорчил недовольную гримасу, а его молчание позволило Гольдштейну развить тему:

— Пока что я контролирую каждый его шаг. И все практически нормально, за исключением этой галлюциногенной дряни. Он человек, не меньше человек, чем ты или я. У него есть слабости, и еще хорошо, что эти слабости — не жадность и желание сделать из себя идола. Представь, сколько в нем генного мусора. — Дальше Гольдштейн говорил, чеканя почти каждое слово: — Про небору — поговорю. К ней — только психологическая зависимость. За решетку надолго не закроешь, а доверие парня потеряешь.