Рейтинг (СИ)

Ася с удовольствием делилась информацией о структуре коммуникаций, строении энергосберегающих систем, термоядерном синтезе, даже в подробностях рассказала, подтверждая видео картинками о процессах за пределами купола Рейтполиса. Но, тем не менее, были и такие вопросы, на которые она не торопилась отвечать.

— Что ты помнишь о бывших модераторах?

— Эта информация блокирована.

— Кем?

— Эта информация блокирована.

— Почему ты приняла меня как модератора?

— Вы вписались в заданные параметры.

— Какие именно?

— Эта информация блокирована.

— Кем, когда?

— Эта информация блокирована.

И так было при любом упоминании о модераторах.

Петр Гольдштейн и Захар Ломов такое табу воспринимали как должное, объясняя это необходимым препятствием для хакерских атак. Тем не менее Сашу поведение Аси несколько озадачивало. Нет, конечно, все было логично. Но все-равно иногда казалось, что Ася сознательно скрывает информацию.

— Сознательно? — переспросил Гольдштейн после одного из профилактических посещений Гулякой Аси.

— Странно, правда? — ощущение, что Ася обманывает, сложно было объяснить. — На большинство вопросов она отвечает сразу. На эти — делает паузу, секундную, но с завидным постоянством.

— Хочешь уличить ее во вранье? — Петр Гольдштейн пристально посмотрел на Сашу, оторвавшись от работы на эксэте.

— Не знаю. Если информация блокирована, то блокирована. Другое дело, если она знает и не отвечает, — поделился своими сомнениями Саша.

— К сожалению или к счастью, вранье — исключительная особенность человеческого поведения. — Петр Гольдштейн ухмыльнулся, а Саша отвел взгляд.

Гольдштейн умел смотреть как-то по-особенному. «На то он и службист, чтобы чувствовать, что собеседник что-то скрывает», — подумал Саша и с тех пор больше не заводил подобных разговоров с Гольдштейном. Этот короткий разговор надолго остался в памяти. По сути после него они больше не обсуждали ни поведение Аси, ни сомнения Гуляки. А Гуляка с тех пор удосужился не один раз проявить «исключительную особенность человеческого поведения», в результате чего последнее время старался лишний раз не попадать Гольдштейну на глаза.

Закончив программу профилактики, Саша Линник выбрался из симулятора, отметился у охраны и зашел в комнату отдыха выпить воды. Аппарат с газировкой ответил привычным шипением, наполняя одноразовый стаканчик живительной влагой. Осушил стакан одним махом. При общении с Асей приходилось давать виртуальные голосовые команды, что означало, что реальных причин для того, чтобы пересыхало горло, не было. Но, несмотря на это, каждый раз после смены оставалось ощущение, что эти два часа он проговорил голосом.

В комнате отдыха в это время находилось еще несколько человек, среди которых оказался и Петр Гольдштейн. Хотя Саша и старался избегать встреч с ним, но на этот раз, занятый своими мыслями, поздно его заметил. Разворачиваться и уходить не поздоровавшись было неудобно.

— Что-то ты сегодня кислый, братец. Привет. — Петр наскоро жевал бутерброд, запивая кофейным напитком. По всей видимости, заскочил в комнату отдыха ненадолго. Он бросил пустой стаканчик в мусоросборник возле входной двери и подошел, подавая руку для приветствия.

«Торопится, значит долго приставать не будет», — пришлось изобразить подобие улыбки, пожимая руку в ответ.

— Заходи в гости. Валя все мозги мне прожужжала. Где Саша? Почему исчез? А что я скажу? Приходи, расскажешь, как живешь-поживаешь. Рады будем видеть тебя. И Аня, и я. Давай-давай, ждем. — Наскоро похлопал по плечу и убежал.

Как поживаешь?

Рассказать, что с очередной поездки к отцу привез двадцать таблеток неборы? Если по одной в день, то «небесного рая» хватит на двадцать дней. Спасибо, Гольдштейн, за карточку. Код СБР исключает личный досмотр при пересечении кордона.

Двадцать дней иллюзии своей значимости в этом мире и реализации своих фантазий. Таких, каких ни здесь, ни внизу он себе позволить не может. Единственный выход из сложившейся в реале безысходности.

Почему исчез Саша? Потому что Тина добралась до двадцатого уровня и уверенно идет дальше. Потому, что проговорилась, что однокурсник предложил ей создать семью. И она, конечно, отказалась. И сказала, что оформление отношений юридически, — это не цель всей жизни, и что есть гораздо более интересные задачи, чем объединение своих рейтингов. И вообще, рейтинг — это то, от чего давно уже следовало бы отказаться, и для нее он никакого значения не имеет. И даже если она никогда ни с кем не оформит отношений, это не будет катастрофой, потому что у нее есть Гуляка — самый лучший на свете, и никто ей больше не нужен.

Как будто бы Гуляка не понимает, что означает отказ от установленных правил.

Катастрофу для нее означает.

А для него? Гуляка и так — ходячая катастрофа. Само его существование — нарушение правил. И все, к чему он оказывался причастным в своей жизни до сих пор было либо проявлением нарушения этих самых правил, либо тянуло за собой разрушительные последствия.