Река непутевая

Пятнадцать дней назад Гаврилов отослал председателю местного райисполкома телеграмму:

«Связи приближающимся паводком прошу обязать взрывные организации района взорвать лед перед опорами моста, строящегося через реку Ишим».

А вчера он натянул высокие резиновые сапоги и пошел в степь. Снег садился буквально на глазах, над степью заливались жаворонки, а в логах ревела вода. Гаврилов начерпал в сапоги, вернулся и послал в район аварийную телеграмму. Он понял, что если взрывников не подошлют к утру, будет поздно.

И вот это утро пришло, а взрывников не было. Из района реку не видать, потому, должно быть, там не спешили.

Льдина, царапнув скалистый береговой выступ, развернулась и мягко уперлась сразу в три опоры. Сеня Сирота спустился с обрыва, потыкал в льдину носком сапога, потом зашел на нее и двинулся к опорам. Он не дошел до них метра два и повернул обратно. Льдина была прочной, как монолит, течением такую не размоет — нечего и думать.

Ниже затора река очистилась, только в водоворотах еще кружились редкие льдины. С противоположного берега отошла лодка, полная людей. Течение подхватило ее и понесло вниз. С берега кто-то длинно кричал, советовал что-то гребцам. Гаврилов усмехнулся: едва ли они что-нибудь слышали в этом содоме. Берега Ишима напоминали таборы: толпы людей, кони, машины. Кое-где горели костры.

Десятками лет вот так маялись здесь люди. Десятками лет на месяц весной, да на месяц осенью отрезались напрочь друг от друга две хлебные области, тонул зазря торопливый народ. Так что же, снова отсрочка?

Инженер с надеждой посмотрел на дорогу на той стороне реки, но там было пусто.

Сколько могут продержаться опоры? Ну час, ну, предположим, пять часов? А потом?

Меньше всего инженер Гаврилов боялся личной ответственности, ему невыносима была мысль, что пропадет труд людей. Они отдали этому мосту год жизни.

— Что будем делать, Смирнов?

— А что хошь, то и делай, — пробурчал мастер. — Ломиками ее не раздолбишь.

— Стихия! — вставил Сеня. — Ташкент форменный.

Гаврилов повернулся и молча пошел к машине.

— К геологам подался, больше некуда, — определил Смирнов, когда газик, раскидывая грязь, скрылся в степи.

— Не дадут! — засомневался Сеня. — Он у них позавчера был.

— Позавчера — не сегодня, — трезво возразил Смирнов. — Им этот мост тоже нужен. Неси ломы, лунки под заряды бить станем.

Солнце поднималось над степью, сгоняя остатки снега. Над холмами струился нагретый воздух, душно пахла оттаивающая земля, а от реки несло стужей.

— Сволочь — река! — кряхтел Смирнов, спускаясь с крутого обрыва к льдине.

2. ЧЕРЕЗ БОЛОТО

Гаврилов остановил машину перед болотом. Оно лежало за радиатором громадным ржавым блюдцем, на противоположном берегу синели невысокие горы. Там стояли геологи.

Два пути вели к синим горам…

— Влево пойдешь — голову потеряешь, — усмехнулся Гаврилов. — И вправо — голову. И назад — тоже голову. Хорошо, что у меня их не три.

Два дня назад Гаврилов уже был у геологов, закидывал удочки насчет взрывчатки. Сказали, чтобы не рассчитывал: у самих, мол, на день-два, а когда забросят — неизвестно, во всяком случае, не раньше, чем установится дорога.

А дорога эта — охо-хо! Пойдешь — наплачешься! Инженер окинул мысленно весь сорокакилометровый путь к горам по берегу болота, пройденный им дважды в течение одного дня, и содрогнулся. Вперед тогда он проскочил по утреннику сравнительно благополучно, если не считать трех-пяти буксовок в канавах, промытых ручьями, а когда ехал обратно, дорогу уже распустило. Чтобы преодолеть сорок километров, ему понадобилось десять часов…

— Не пойдет! — твердо сказал Гаврилов и шагнул в болото. Это был второй путь. Прямиком до гор — километров пятнадцать-восемнадцать…

На чистых местах в болоте лед сверху уже разрушался и покрылся пленкой воды. Выдержит он машину?

Инженер прошел в глубь болота метров двести, остановился и ударил несколько раз каблуком сапога в лед. Любопытное заключалось в том, что еще около моста он решил, что поедет болотом, а вот подъехал и ходит, принюхивается, приглядывается. Гаврилов взглянул на себя как бы со стороны, прищурился и хмыкнул:

— Мама, мама, это я дежурю,
Я дежурный по апрелю…

Машина утонет — не достать. И опоры срежет.

Мама, мама…

Он торопливо, чтобы, должно быть, не раздумать, вернулся к машине и въехал на лед. Сцепив зубы так, что обострились и без того угловатые скулы, инженер погнал газик прямиком, стараясь держать скорость повыше. Колеса весело шипели на ровном, как бетон, льду, изредка машину подбрасывало на оставшихся островках снега, она таранила их, почти не сбавляя скорости.