Река непутевая

Я пришел в свою комнатушку и сбросил сапоги у порога. Гнусное дело — резиновые сапоги. Ноги всегда влажные. Верный ревматизм через десять лет. И остальное барахло я с себя стянул, в сушилку унес. Есть у нас такая комната, где хранится рабочая одежда.

— Ты чего голяком ходишь? — строго спросила тетя Лиза, хотя я в трусах был.

Главный человек у нас в общежитии тетя Лиза, всем — родня, и ей все родня.

— Тетя Лиза, — я ей ответил, — ты рубаху мне выстирала?

— Когда уж я отмаюсь, — ворчит и ковбойку мне бросает. — Поешь, может?

Она нажарила картошки. Но после смены никогда есть не хочется. Я ей сказал, что позже в столовую схожу.

— Слышь-ка, — она из кухни кричит. — Гришка в город поехал, я ему денег на пятьдесят рубах дала. Привезет, как думаешь?

— Все может быть, тетя Лиза, — успокаиваю ее, потому что и верно, должно быть, надоело ей с нашими ремками возиться.

Все ребята из общежития отдают ей лишние деньги. В сберкассу ведь ходить надо, а тут — своя сберкасса, на кухне: на перерыв не закроется, и деньги всегда есть. Правда, и неудобства кое-какие имеются. Если она засечет, к примеру, что загулял мальчик вглухую, шиш он у нее получит! Разве что пятерку на похмелье?

Хватись — десять сотен, если не больше, у тети Лизы «на данный конкретный момент».

В комнату я вернулся с рубахой. Ничего у меня комнатка, стоящее логово. Койка, стол, стул и винтовка мелкокалиберная в углу.

Славная у меня комнатешка! А я, значит, в гости налаживаюсь. Но во что же одеться прикажете, товарищ Степанов? Фрак или смокинг?

Тетя Лиза купила мне по великому блату с месяц назад два польских костюма. Красивые костюмчики, в городе бы их носить! Каждый — по сто двадцать. Любит меня старушка, не знаю за что. Одному из всего общежития купила костюмы. Правда, их всего шесть штук привозили, но факт налицо.

Один, светло-кофейный, я завсегда ношу. Штаны в сапоги заправляю, а поверху пиджака капроновую куртку натягиваю. Поскольку костюмы модные, а пиджаки, стало быть, длинные, то полы их сантиметров на двадцать из-под куртки торчат, высовываются.

— Н-да…

Второй висит пока. Теперь его очередь получается, раз гости… Тем более, что и куртку можно не надевать, тепло стало, и ботинки у меня есть узконосые. Старые, конечно, в техникуме еще носил, но почистить ежели, сойдут.

— Тетя Лиза! — закричал я. — Носков у тебя нету чьих-нибудь, а?

Молчит тетя Лиза. Я в коридор выглянул и увидел, что она по коридору топает к моей комнате. Переваливается с ноги на ногу, как утка, носки тащит.

— Женить бы тебя! — говорит мечтательно. — Парень ты справный.

Вот как! Произвел, значит, я на нее впечатление в новом-то костюме… А носки она принесла очень даже подходящие.

— А что? Мысль хорошая, — я согласился. — Возьму вот и женюсь…

— Разладилось с врачихой-то? — спрашивает она. — Что это рука-то у тебя?

— Ноготь ушиб, тетя Лиза.

— А к лучшему, Коля, — она вдруг объявляет.

— Ты о чем это? Про ноготь, что ли?

— Нерусская — опять же сказать. Нет, не пара она тебе, — бубнит тетя Лиза.

Ах ты, шовинистка старая! Еле дошло до меня.

А может, и верно: «Хороша Маша, да не наша?..»

— Я тебе сама невесту найду, не тужи! — успокаивает она меня.

Найдешь, конечно, тетя Лиза… Только вот пальчики, видишь, болят у меня… В душе еще намочил их. Перевязать бы, а чем? В больницу придется идти. Заражение крови может случиться или столбняк, а? Очень же опасное ранение.

— До свидания, тетя Лиза.

— Иди пока, — разрешила она. — Деньги-то есть?

— Есть.

— Ну, иди…

3.

Больница у нас — единственное стоящее здание. Окна — от крыши до фундамента — сплошное стекло. Я через служебный ход шмыганул по пустому коридору к кабинету Кутузова.

Кутузов — хирург. Мы с ним давнишние приятели. Раньше он в Чите работал, чуть ли не главным хирургом области, а потом к нам перебрался, в горы. Легкие у него никудышные. Сначала на фронте попало, а потом туберкулез начался, и никакие антибиотики не помогают.

Сейчас он так лечится: пьет ежедневно по кружке меда. Лучше, дескать. А где там лучше, когда худющий, как скелет, и губы спеклись, малиновые. Но держится доктор, не унывает. А хирург он первостатейный и «бзики» у нас ним сходные — несуразицы в газетах вылавливаем.

Он газету сидел читал, когда я заявился, прием-то у него по утрам бывает…

— А, — говорит, — это ты, Коля. Послушай-ка! «Мячина плохо выдаивала коров, и ее на некоторое время отстранили от доярок»… Как?

— Хорошо! — сказал я. — Просто блестяще! А вы на четвертой странице посмотрите, Иван Александрович…

— Ну-ка, ну-ка, покажи! — он заволновался.

— Во! «Искусственное осеменение коров — боевое оружие в борьбе с яловостью!» Лихо?

У него даже глаза ожили. Газету у меня забрал, отметил, где надо, и в стол спрятал. Самые активные мы с ним подписчики на «районку».

— Здоровье как? — спросил я.

— Хреново, Коля.

— Может, на курорт бы вам, а? — посоветовал я, сказать-то нечего.

— Дурак! — сказал он мне ласково. — К Велте пришел?

— К вам! — я ему показал забинтованную руку.

— Света! — крикнул он. — Иди-ка сюда, милая.