Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи

Меня страшно раздражало, что после работы я не мог вернуться домой сразу. Сначала я должен был зарегистрировать дневную выработку. А потом, дважды в неделю, я должен был присутствовать на политзанятиях, пусть даже с ног валился от усталости. Неделю за неделей нас пичкали идеями Ким Ир Сена, героическим прошлым Рабочей партии Кореи или заставляли всерьез анализировать какую-нибудь дурацкую газетную статейку. А после этого мы должны были обсуждать прочитанное или услышанное, и суть этих обсуждений неизменно сводилась к одному – восхвалению блестящей политической философии Ким Ир Сена. И мы ходили на эти политзанятия, изображая неподдельный интерес к очередным «озарениям» нашего Бесстрашного Вождя, и так почти до десяти вечера. После этого нам, измотанным и голодным, дозволялось разойтись по домам. Наверное, это можно было бы назвать промыванием мозгов, но, честно говоря, мы уставали так, что мозги наши просто отключались. Все было просто сотрясением воздуха, примитивнейшей пропагандой и болтологией. Но если кто-то из нас был настолько глуп, чтобы пропустить очередное политзанятие, на него тут же навешивался ярлык диссидента и его брала на карандаш секретная полиция. И будто этого было мало, нас еще вдобавок два раза в год заставляли впустую транжирить время на военную подготовку в нашей Рабоче-крестьянской Красной гвардии Кореи (крупнейшая гражданская организация самообороны в КНДР. – Прим. ред.). Если же все свести к одному – наиглавнейшим была и оставалась верность Ким Ир Сену. И мы совершенствовались в искусстве имитации. Все до единого. Потому что, поступи мы по-другому, нас бы просто убили.

Ежедневно, буквально на каждому шагу, мы слышали это слово – Чучхе. «Чучхейский метод ведения сельского хозяйства… революционный чучхейский метод организации производства…». Все у них было чучхейским. Все послушно кивали, но никто и никогда даже не спросил, а что вообще на самом деле означает это слово – Чучхе.

Слово это можно переводить по-разному – и как «самообеспечение», и как «автономность», и даже как «независимость» или «самостоятельная ответственность». То есть все то, чего мы не имели. Согласно «философии» Чучхе, «человек – хозяин мира, поэтому он решает все». Это предполагало, что мы в состоянии преобразовать мир, сделать головокружительную карьеру, одним словом, мы – хозяева своей судьбы. Это было просто смехотворным утверждением, но ведь иначе при тоталитарных режимах и не бывает. Язык просто вывернут наизнанку. Рабство – это свобода. Подавление – это освобождение. Полицейское государство – демократическая республика. И мы – «хозяева своей судьбы». Но стоило только что-нибудь возразить против этого – ты труп.

Даже если людям приходилось сталкиваться с невероятными трудностями, лишениями, физическими и моральными, если они страдали от истощения из-за нехватки продовольствия, им все равно не дозволялось решать за себя и проявлять инициативу. Наказание за ослушание – смертная казнь. Я никогда не прощу Ким Ир Сену то, что он лишил нас права мыслить.

По прошествии нескольких месяцев я попросил перевести меня в «механизированный отряд», куда должны были поступить 3 советских трактора. Человеко-часы водителей тракторов учитывались по двойному тарифу, ну и, естественно, все рвались в трактористы. И меня не удивило, когда я столкнулся со ставшим уже привычным предвзятым отношением к себе.

– Ты понимаешь, что на тракторе можно ездить по дорогам?

– Ну да…

– А ты понимаешь, что дороги в нашей стране представляют собой государственный секрет?

Вот это да!

Как ни безумно звучит, но это на самом деле так. Тогда расположение всех железных, автомобильных дорог и рек считалось военной тайной. Раскрывать сведения о них запрещалось под угрозой смерти.

– А тебе не приходит в голову, что для таких людей, как ты, доступ к секретным сведениям запрещен?

Таких людей, как я. Будущий японский предатель. Но на сей раз я решил, что не смирюсь с очередным отказом, и все-таки написал в Народный комитет нашей деревни.

«Как вам известно, – писал я с хорошо разыгранным негодованием, – я упорно трудился ради построения великого социалистического будущего нашей Родины. И теперь я хочу работать еще усерднее. Я хочу стать водителем трактора. Я осознаю, что на тракторе мне придется преодолевать большие расстояния, но я никогда не смогу запомнить пройденный маршрут и приложу все усилия».

К моему великому изумлению, мое заявление приняли. Я получил несколько уроков вождения и с первой попытки сдал экзамен на право управления трактором. Похоже, все понемногу налаживалось.