Река времени. Дневники и записные книжки

Но вот и первые следы, первые вторжения в написанную небесной кистью картину на тёмном фоне земли. На линиях улиц и дорожек ― таинственные отпечатки неведомых снегу существ, на площадях ― белые квадраты, не менее таинственные, чем чёрный манускрипт Казимира Малевича, на детских площадках вокруг «грибков» ― белые круги и окружия, далее какие-то загадочные фигуры ещё ни кем не прочитанной снежной чистоты.

Долгая жизнь

Если бы мне суждено было прожить долгую жизнь величиной с Мафусаилов век, надо было бы знакомиться с каждым новым поколением, искать новых друзей. Но какая дружба и понимание могли бы быть между трёхсотлетним, не говоря уже о более древнем возрасте, и семидесятилетним? Я оставался бы чудовищно одинок. А счастливым в одиночестве быть нельзя. Вот если бы со мной так же долго жили и те, кого я любил и люблю, и те, кого я не любил и не люблю, жизнь моя была бы полна и насыщена, и не надо было бы умирать.

Се-человек

Многого мы не знаем и не умеем. Охотно судим других, замечая в чужом глазу соринку, в своём же не «зрим и бруса». Не умеем и не желаем взглянуть на себя со стороны. Для себя мы почти безгрешны. Поступаем так и этак, потому что хочется или надо, освящено обычаем, навязано сверху властью людей или обстоятельств. В глубине души почти всегда считаем себя правыми. А если и сожалеем о чём-то, то уже ничего не можем изменить.

Так, оценивая и жизнь другого человека, следует помнить, что и он не в силах ничего исправить. Из прожитого ничего не вычеркнуть, ничего не изменить. Да и вернуться в прошлое можно только в машине времени. А если бы и можно было на самом деле, кто знает, как поступил бы каждый из нас. Может быть, снова так же, как и в первый раз. В каждом времени свои законы и свои границы свободы и необходимости. Жизнь такая, какая она есть. Мы её написали под диктовку или с помощью судьбы и характера.

Главное ― сам человек. Если в нём больше чести и честности, доброты и любви, он тот, имя которого можно писать с большой буквы. О нём можно сказать, «се был Человек». Он не сделает подлости и низости, в каких бы обстоятельствах ни оказался. Он ― благородный. А низкий, какой бы великой идее ни служил, какие бы полезные дела, увлечённый потоком обстоятельств, ни совершал, останется низким и подлым. При всех своих регалиях и заслугах будет вызывать чувство брезгливости своей внутренней неопрятностью.

***

К занятиям в литературном кружке взял тему поэзия Бодлера. В хрестоматии 1970-х годов нашёл нужную страницу. Обложка пудовая, бумага серая, шрифт предисловия мелкий. Оказалось, что и мысли такие же.

Каким жутким, правильным и мёртвым языком всё это написано! Тяжеловесно, академично и как-то безжалостно или безразлично по отношению к тому, о ком шла речь, да и к читателю тоже. Можно сказать проще, но для этого нужны чувство свободы, незашоренности, самостоятельный ум, живой язык. За последние годы отвык от такого способа изложения. Теперь пишут легче, несколько легковеснее, правда, но без скуки.

Сколько вложено труда, сколько соков мозга ушло на создание такого языка! И все мы ломали головы над подобными схоластическими упражнениями. Спасибо, что не на сто страниц. А то бывают предисловия, из которых не выпутаешься, размером в несколько глав диссертации. Они и написаны для учёного совета, а не для читателя. Мозг высохнет, пока доберёшься до конца, и удовольствия от чтения стихов уже не останется.

Сколько мыслей затупилось, сколько чувств засушено за столами академических библиотек, за чтением таких трудов! И, добро бы бескорыстная любовь к науке двигала этими тружениками. В девяти случаях из десяти за кропотливыми занятиями дни и ночи напролёт стояла забота о карьере, о том, что нужно выбиться в люди.

Всю жизнь я инстинктивно избегал этой сковывающей ум и чувство схоластики. Помню, с какой радостью вырвался из аспирантуры, к изумлению всей учебной части. И теперь, при чтении статьи о Шарле Бодлере, который, наверное, бы рассердился, узнав, что попал в хрестоматию засушенным листком, я понял ещё раз, что поступил правильно.

С готовой разболеться головой, с каким-то нарушенным внутренним порядком, я вышел на улицу, благо день стоял по-весеннему тёплый. Шёл восьмой час вечера. Солнце село, но небо ещё светилось ясной синевой. Ни одного облачного мазка не было на его высокой чаше. Я поднял голову и прямо над собой, на самой середине неба увидел одиноко висевший обнажённый клинок молодого месяца. Он словно высматривал добычу, подобно хищнику с вершины горы, чтобы сорваться вниз и обрушиться на жертву. Он ещё не сорвался, но уже обрезал нить начинавшейся было головной боли.

УМ И ГЛУПОСТЬ

Самое простое определение ума ― это способность мыслить, основываясь на чувстве, понимать глубинную основу ума. Умение выражать свои мысли. Быть верным себе. Даже если это не принесёт тебе выгоды.

Непрактичность считается глупостью среди людей с прагматическими наклонностями натуры.