С большим трудом удавалось поддерживать в России порядок, и только крепкой властью. Может быть, потому, что порядок власти никогда не совпадал с народным представлением о порядке. Сказать, что душа русская вовсе не нуждалась в порядке, не была способна к нему, значит, сморозить чушь. Без внутренней и внешней организации никакой человек, никакое общество существовать не могут.
Варяги дали «Русскую Правду», но и после неё и до всё в наших землях ходило ходуном. Тряслось, шаталось, грозило поглотить, затянуть трясиной, закружить и уничтожить. Крепкая власть и церковная дисциплина удерживали Русь, Россию как государство, как христианское сообщество. Нанести удар по этим двум столпам – значило выбить твёрдую почву из-под ног.
В составе России, в самих составляющих её народов, много безответственных частиц. Из-за сырых, неспелых душ мучаются люди, способные к высокоорганизованной жизни.
Всё, что происходит, это действие закона возмездия за накопленную внутреннюю черноту. Без покаяния очищения нет ― и потому всё плохое будет продолжаться, пока не исполнится закон возмездия. Если что и смягчится, то только подвижниками и праведниками, которыми, как известно, земля держится. В какой лжи привыкли мы жить, если даже перестали отличать ложь от правды!
Не много ли я говорю о плохом? Нет. Его, может быть, в десятки и сотни раз больше. В то же время понимаю, что наше «зло» – больше от глупости, чем от природной склонности к злодейству. Гонкур когда-то сказал Тургеневу: «Вы, русские, более человечны». Может быть, ему это только казалось издалека, или он и в самом деле был прав? Конечно, народ изменился, но не пал окончательно, не возлюбил зло больше добра. Но всё же, всё же…
Жёсткая, «неживая», недобрая вода могла стать причиной накопления отрицательной энергии, перешедшей в людей. О воде говорят, что она живая и может даровать и здоровье, и болезни, и добро, и зло. Вспоминаются какие-то «горькие воды Меривы», и: «Приведи нас, Господи, к источникам сладких вод».
Холодно. Не топят. В музее Тургенева перед тем, как начать выступление, сказал: «С удовольствием бы походил в нанковом кафтане, но увы… Где его взять?»
Все, даже недруги, заулыбались.
Свобода воли
Думаю о свободе воли в Ветхом Завете. Есть ли она, и насколько? Меньше, чем в христианстве, это ясно. Но допускалась ли вообще, или всё было в воле Бога? Ведь все молитвы в В. З. основаны на одном: «Господи, я прославлю Тебя, Ты же сделай для меня то-то и то-то».
Исполнение Закона также вне сферы свободной воли. Новое в идее Евангелия, помимо любви, воскресения, обращения язычников, ещё и идея свободной воли, резкого разделения Царствия земного и Небесного. В. З. просил счастья здесь, на земле. Новый З. устремлял к небу.
Странное утверждение в Евангелии, что Царство Божье берётся силой. Может быть, неточный перевод? Но и неточность не случайна. Нет, не силой оно достигается, а только Верой и Любовью! А ещё больше Милостью, Благодатью Господней. Благодать же суть величайшая загадка.
Нет сомненья, что в вере Израиля главное ― чувство исключительности, избранности, господства одного народа над другими. «Проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе» (Псалтирь, псалом 2-й). С другой стороны, чувство это могло возникнуть как самозащита в ответ на преследования. Вопрос в том, что вначале: чувство исключительности, вызывающее нелюбовь соседей, или нелюбовь и зависть соседей к своеобразию народа? Возможно, то и другое одновременно. Евреи изначально в конфликте с этим миром. Аврам ― «другой», в переводе «еврей». Из этого изначального чувства несходства с окружающим миром и происходит сознание исключительности, а потом и мессианства. Более того, всякий «другой» в своём народе ― еврей.
Что главное в наших реформах? Для меня это чувство возвращения в мир, удаление «железного занавеса». Нельзя всё время жить в островной изоляции, как жили мы семьдесят лет, превращаясь в какой-то особый вид человечества. Следствие открывшегося простора ― свобода движения, мысли и слова, без которых не может существовать и развиваться нормальный разумный организм.
Сохранить бы разум в этой свободе, в этой оргии опьянения свободой!
Отдаваться слепым блуждающим импульсам ― не свобода, а анархия. Свобода ― это способность быть самим собой, а не игралищем страстей. Но что это значит: быть самим собой ― вот гамлетовский вопрос!
Перечитываю Гоголя «Нос». Вспоминаю все хитрые толкования этого образа то как фаллоса, то как странной химеры в духе Гофмана. Подумал, что, может быть, это просто гиперболическое внимание к детали, вырастающей в целое, ставшей целым. К той детали, о которой говорил Гёте.
«Невский проспект» как слабая тень малороссийских рассказов. Праздника, веселья не вышло. Южный смех на севере стынет. Так Гоголь понял разницу между небом Украйны и стылыми туманами севера, связь человека с климатом.