Река времени. Дневники и записные книжки

В школе, где я веду занятия по литературному краеведению, попросили заменить заболевшую учительницу. В средних классах даже приятно. В старших ― неинтересно. Девятый «Б» из бывших петеушников ― республика ШКИД. Относятся ко мне хорошо, но совершенно неспособны к учебному процессу.

Нервные силы на пределе. Чтобы восстановиться, ложусь, против обыкновения, рано. Но вот, кажется, мучениям конец. Не надо больше вставать тёмными зимними ночами, усилием воли заставлять себя двигаться, умываться, идти в морозный мрак. Ещё какое-то время ощущаю сладкую усталость по вечерам, почти блаженное предчувствие сна.

Учительница, вместо благодарности, выражает заглазное недовольство. Чем? Но Бог с ней! Главное, что это кончилось.

***

Удивления достойны не только некоторые наши школьные учителя, но и редакторы. По мнению одного из них, нельзя начинать фразу со слова «Вот».

– Но, как же, ― говорю, ― у Некрасова: «Вот моя деревня, вот мой дом родной, вот качусь я в санках по горе крутой…»?

Вспоминается и другое: «Вот парадный подъезд…».

У Тютчева: «И вот опять увиделся я с вами, места немилые, хоть и родные».

Не говорю уж о Библии, где «вот» одно из излюбленных слов.

– Убедили, ― соглашается редактор. ― Только у вас кроме слова «вот» еще и «но» в начале предложения! А уж этого никак нельзя.

***

Мёртвые правила в искусстве вообще немыслимы. Искусство ― не остановленное и замершее мгновение, а вечно живое. И не смерть, а жизнь вечная. «Остановись мгновенье»? Да. Но это влечение не к смерти, а к живой, вечно текущей жизни.

***

Май. Всё дышит теплом. Цветут разом груши, яблони, вишни, черёмуха и сирень. В воздухе облака ароматов. Солнечные веснушки одуванчиков веселят землю. К вечеру 14-го появились первые стрижи. Проследить в конце лета, когда они улетают.

***

Много ли человеку земли надо? Этот толстовский вопрос можно уложить и в два метра в длину и во столько же в глубину. А можно растянуть на тысячи километров. Много ли человеку для счастья надо, тоже ответ растяжимый. При равных условиях человек может быть счастлив и несчастлив в разной мере. Всё зависит от того, какой мерой он счастье и несчастье мерит, чего хочет, какой путь избирает. Одному мало всего. Другой счастлив тем, что есть.

Мы, конечно, не берём крайности: узника в темнице, каторжника на галере, или несчастного, умирающего медленной мучительной смертью. Речь идёт об обычных условиях существования. Избирайте умеренность, смотрите изнутри на мир, как на иконе с обратной перспективой: тогда и несчастий будет меньше.

***

Основа нравственности ― быть, а не казаться. Да, но ведь многие дурные люди откровенно такие, какие есть, и даже не стараются этого скрыть. Очевидно, это правило «быть, а не казаться», хорошо только для людей с совестью. Всякое притворство для них ― искажение состояния души, позволяющее различать дурное и хорошее.

И может быть так, что человек ― актёр и не может без позы, но совесть у него есть, и он страдает от каждого неверного шага. И в глубине души, а то и явно, хотел бы быть актёром только на сцене, а в жизни быть правдивым, тем, кем он себя чувствует, а не притворяться, не казаться. И это тоже требование совести.

В стиле Гомера

Малым успехом (равно как и бОльшим) хвалиться не должно.

Сложилось после чтения Гомера, отозвалось в душе через три тысячи лет после того, как пропел свои стихи древний аэд, как эхо, как обратный ответ, перекличка, прямая связь через сотни рукопожатий.

А вот и подлинный гекзаметр из «Одиссеи» в переводе В. А. Жуковского:

«Люди несходны: одни любят одно, другие другое».
Так сказал Лаэртид, Одиссей многоумный,
На пиру у феаков царя, благородной царевны
отца Навсикаи.

Памятка

Меннипова сатира ― смешное о серьёзном. В таком роде моя «Кукла без имени». Иначе ― меннипея или Меннипова сатира.

Можно и словами И. Ф. Шлегеля: «Взрыв связанного сознания». Связь с эстетикой романтической иронии. И ещё, конечно, это вещь в духе экзистенциализма, бунта одиночки, как и «Была весна», «И просил вернуться».

***

Давно собирался записать о Есенине. Несколько дней в ушах звенят его строчки. Крик открытого сердца! Отсюда яркость красок, звуковых, прежде всего; щемящая пронзительность интонации, очень звонкий голос. Открытость как черта юношеского сознания. Он чувствовал и жил громко ― отсюда скандальность поведения.

И похабничал я, и скандалил,
Для того, чтобы ярче гореть.

Он кричал сердцем.

***

После радиопьесы Ф. Дюрренматта «Ромул Великий». Теодорих заразил немцев заразой славы, власти, грубой силы, национализма. А, может быть, сам заразился ею, как идущей из глубины болезнью немецкого духа. Ромул разрушил латинскую империю, основанную на крови и страданиях других народов, и создал новую на тех же началах, «Священную Римскую империю германской нации».

***