Реки Аида

Самые важные сведения доходили, однако, до слушателя. Девочка была забыта гувернанткой. Когда та на мгновение перестала заниматься ребенком, Элзуния исчезла без следа, без слова, без возгласа. Ханас предпринял частное расследование, но подвели его партнеры, которые не могли поймать гада. Он пренебрег тогда их советом, чтобы втянуть в дело Попельского. Но сейчас он его втянет, теперь не оставит извращенца. Теперь Попельский его поищет. А Рита находится в этом доме. Он, Ханас, любезно соглашается, чтобы о Рите заботилась Леокадия. Обе останутся его заложницами до тех пор, пока Попельский не бросит ему к ногам похитителя.

— Вы должны знать одно. — Ханас сунул себе в рот папиросу и кивнул на одного из горилл. — Что я его убью, а наперед хорос ним позабавлюсь! Смерть будет самым счастливым моментом в его паршивой жизни!

Один из горилл пощелкал зажигалкой и прикурил папиросу сначала шефу, а потом вынужденному наемнику.

— Я не собираюсь сгнить в тюрьме за соучастие в преступлении. — Попельский выпустил носом дым. — Я его вам приведу, хорошо. Верну тогда дочь и кузину. Вы его пощекочите, а потом я его верну правосудию. Именно так и будет. Я даже не имею в виду тюрьму. Пан Ханас, — сказал он с нажимом, — я уже не буду никогда работать в полиции, понимаете?

Ханас встал и потянулся за обрезом. Цепь, на которой висело оружие, забренчала тихо. Бывший контрабандист вышел из-за стола. Это бренчание раздавалось раз с левой, раз с правой стороны, а раз доходило от двери. Ханас метался по кабинету, мелькал под стенами, кружил около Попельского, звенел цепью, а лицо его надувалось и багровело.

Комиссар качал головой и водил за ним глазами, но даже не заметил, когда тот снял цепь с обреза. Не заметил тоже, когда железная змея вылетела в направлении его головы. Он услышал только свист и почувствовал, как смазанные звенья оплетаются вокруг его шеи. Не успел встать — два гориллы схватили его за руки и сели на них, пригвождая их своими задами к подлокотникам. Содрогнулся от отвращения, когда перед собой увидел набрякшее лицо, покрытое редкими волосками, вырастающими из гнойных прыщей.

— Ты лысая жердь, — прошипели потрескавшиеся губы с засохшими заедами. — Тебе кажется, что ты можешь мне что-то говорить? Что ты можешь торговаться? Ставить какие-то условия? — Корявые, длинные пальцы с квадратными необстриженными ногтями побелели, сжимаясь сильно на звеньях цепи, которая врезалась в кадык сидящего. Попельский выпустил газ, а потом начал булькать. Пузыри слюны лопались в его открытых губах. Все хуже и хуже видел. Контуры, формы и цвета начали перемешиваться. Ханас отпустил цепь, подошел к графин с водкой и поставил ее на стол. Попельский съежился на стуле, схватился руками за горло, и при каждом его вдохе и выдохе издавался тихий, как будто собачий визг.

— За свою работу получишь большие деньги, я покрою все дополнительные расходы расследования. — Ханас дунул сочно, выпив рюмку, а капельки его слюны покрыли блестящую поверхность стола. — Доставишь мне похитителя на этой цепочке, и тогда получишь дочь. Она будет гарантией, что ты меня не подставишь. Ни один суд, ни полиция ни о чем не узнает! А когда захочешь меня обмануть, будешь наказан. И это не цепью, но совсем по-другому! Я покажу тебе как! — Он посмотрел на своих горилл. — Давай Тосика! — заорал он.

Один из них вышел и через минуту вернулся с невысоким мужчиной. Тот вбежал в комнату и начал по ней бегать на широко расставленных ногах. Раскачивался из стороны в сторону, как моряк, и похлопывал по бедрам. Его голова торчала глубоко между плечами. Темная тень после полностью сбритых волос распространялась по шишковатому черепу и доставала практически до основания носа. Этот человек все время пожимал плечами и выдвигал вперед щербатую челюсть. Сжимал маленькие глаза и двигал по губам сухим жестким языком.