Реки Аида

Так было всегда. В прежние станиславовские времена Заремба не должен был спрашивать своего друга по гимназической скамье, что позволит ему списать греческие и латинские упражнения или поможет ему решить математическую задачу. А Эдзё, который жил тогда у своего дяди и отдавался ночному азарту в тайном кабинете в кофейне Микулика, не надо было просить Вилика о подтверждении лжи о якобы школьных краеведческих экскурсиях по чудесным заблотовским холмам, что служило ему в качестве алиби для этого противозаконного занятия. Оба, как и чуть старше их и посвященная во все кузина Попельского Лёдзя, а также их третий друг, одинокий чудак Юзик Блихарский, считали такую помощь естественным одолжением, очевидным поступком, за который даже благодарить не нужно. Друзья пришли к такой конфиденции, что не только не предъявляли себе благодарности за такую понятную услугу, но — из-за своей телепатической догадливости — совсем о ней не просили.

Не должен был сейчас, в эту осеннюю ночь, просить о помощи Попельский, не должен был ее объявлять Заремба. Все было ясно, кроме одного.

— Как ты объяснишь, — спросил гость, — твое поведение у Винда? Мы все видели твой взрыв ужаса, твою ярость… Тебя коллеги не посмеют спрашивать, но это меня будет мучить. А я что? Конечно, silentium! — Он улыбнулся, имитируя голос их латиниста профессора Шодака, который именно этим восклицанием успокаивал разоравшихся студентов.

Гипотетическая реакция Зарембы на вопросы коллег из следственного управления была для Попельского очевидным подтверждением дружбы, а следовательно, декларацией присоединения к частному тайному расследованию. Заремба не должен был ничего говорить expressis verbis. Слова были тут совсем не нужны.

— Ты скажешь им, Вилюсь, что обанкротилась страховая фирма, в которой у меня хранятся сбережения. Тактичный Кацнельсон будет мне сочувствовать и молчать, а наш молодой Стефек Цыган уже наверняка знает, что в наших личных отношениях silentium est suprema lex. — Попельский встал из-за стола и начал ходить вокруг него. Пришло время, по которому он больше всего он скучал — время решений, время работы. — Я сейчас себе прочитаю, что Пидгирный пишет обо всем этом, — говорил он быстро, постукивая пальцем по картонной папке. — А я тебе теперь это изложу. Во-первых, насильник не принадлежит к низким социальным слоям. Это, впрочем, мы можем предположить и без Пидгирного. Я не встречал еще ни одного насильника, хама или простолюдина, который бы делал такое театральное оформление своего мерзкого деяния. Такой это подавляет телесно, изнасилует и убьет в конце для страха. Ни один тупой и придурковатый извращенец не будет посыпать цветами…

— А мне не очень хочется верить, — буркнул Заремба, наливая себе очередную чашку кофе, — чтобы он, как пишет Пидгирный, намеренно обрызгал мочой ее платье. Ну потому что зачем? Каждый насильник, которого я встречал, стыдился post factum страшно своего поступка, хотел быстро о нем забыть, бросал где-то свою жертву и быстро драпал. Помнишь того Хованца, который изнасиловал и убил девушку на ярмарке в Мостках? Ведь он сам объяснял, что он убил после изнасилования, потому что стыдился жертвы! Ой, что-то меня не забавляет эта гипотеза, что эта сволочь помочился на девочку, чтобы ее еще более опозорить…

— Но тогда откуда взялась моча на ее платье? — Попельский сказал это так тихо, словно спрашивал самого себя. — И откуда это яйцо? И то и другое может иметь какое-то символическое значение… Может, и Пидгирный прав, когда пишет о символике невинность… Яйцо, новая жизнь, белые цветы… И откуда эти какие-то ожоги, кровоподтеки на бедрах девушки…

— Эдзю. — Вилек сплел пальцы, вытянул руки над головой и потянулся так сильно, даже треснули его кости. — Дай ты мне, брат, что-то холодного выпить! Еще меня мучает небольшое похмелье после сегодняшнего…

Когда Попельский вернулся с сифоном, Заремба улыбался торжествующе и барабанил пальцем по отчету Пидгирного. Из картонной папки высыпались засушенные цветы с белыми лепестками.

— Видишь это, Эдзю? Нужно проверить эти цветы. Может, это какие-то редкие, может, растут только в каких-то особых условиях, не знаю, на какой-то болотистой местности, а может, где-то в горах… Это нам бы помогло…

— Послушай, Вилек. — Попельский оперся кулаками на стол. — Найди лучшего эксперта в ботаническом саду и узнай все, что возможно, об этих цветах. А также их побочные эффекты. Может, вызывают какие-то кровоподтеки или ожоги? Мы должны исключить действие каких-либо едких соков, потому что если они не были причиной раздражения, то можно предполагать, что это обожгло чем-то ребенка… Потом иди в архив и поищи все о половых преступлениях и извращенцах… Особенно интересует меня эта моча на платье… Я с тем же самым пойду к Пидгирному…

— Ты знаешь, что Пидгирный может быть непреклонным. Прикроется врачебной тайной и все… Ведь мы не проводим официального расследования…