Реки Лондона

Шордич, Уайтчепел, Уаппинг – Старый Ист-Энд смешался с новым благодаря деньгам и непримиримости, двум своим движущим силам. Мать Темза жила к востоку от Уайт Тауэр, в доме, перестроенном из склада, неподалеку от «Шедвелл Бэзин». Как раз напротив «Проспекта Уитби», знаменитого старинного паба. В свое время этот паб был настоящей джазовой Меккой. Отец иногда играл там с Джонни Китингом [12], но однажды, благодаря отлично развитой способности гробить собственную карьеру, он умудрился пропустить свое выступление с Литой Роса [13]. Думаю, вместо него пригласили Ронни Хьюза.

Одна стена бывшего склада была облицована декоративным камнем. Современные окна, прорезанные в ней, выходили на шоссе. С другой стороны, у реки, раньше был грузовой причал, но его переделали в автостоянку. Я втиснул свою машину между оранжевым «Ситроеном Пикассо» и ярко-красным «Ягуаром XF». На лобовом стекле последнего красовался стикер Urban Dance FM.

Выйдя из машины, я тут же ощутил вестигии, наверное, самые сильные за все время. Внезапно почувствовал запах перца и морской воды – резкий, пронзительный, словно крик чайки. Неудивительно, ведь раньше этот склад был частью Лондонского порта, одного из самых крупных и оживленных портов мира.

С реки дул пронизывающий ледяной ветер, и я поспешил ко входу. Где-то неподалеку звучала музыка, причем басы по громкости перекрывали уровень, безопасный для слуха. Мелодию, если она и была, я различить не мог, зато низкие частоты вибрировали, казалось, прямо в груди. Грохот музыки вдруг прорезал женский смех, стервозный и визгливый.

У входа, оформленного в неовикторианском стиле, висел современный домофон. Я набрал номер, который дал Найтингейл, и стал ждать. И уже хотел позвонить снова, как внутри раздались шаги: кто-то в шлепанцах шел по плитке. Дверь открылась, и я увидел юную чернокожую девушку с кошачьим разрезом темных глаз. Черная футболка с надписью «МЫ РУЛИМ ЖЫЗНЬЮ» на груди была ей на несколько размеров велика.

– Здрасте, – сказала она, – чего надо?

– Я констебль Грант из отдела расследования убийств, – представился я. – Мне нужно переговорить с миссис Темзой.

Девушка скользнула по мне оценивающим взглядом. Я, видимо, не соответствовал неким критериям.

– И что дальше? – спросила она, сложив руки на груди и сурово глядя на меня.

– Меня прислал Найтингейл.

Тяжко вздохнув, девушка развернулась ко мне спиной и прокричала куда-то в коридор:

– Тут какой-то чувак! Говорит, он от мага.

Сзади на ее футболке было написано «А НЕ ЖЫЗНЬ НАМИ».

– Пусть войдет, – ответил голос откуда-то из недр здания. В нем слышался несильный, но четкий нигерийский акцент.

– Давайте, заходите, – проговорила девушка.

– Как вас зовут?

– Беверли Брук, – сказала она. Я переступил порог. Она наблюдала за мной, склонив голову набок.

– Рад познакомиться, Беверли.

Внутри было жарко, влажно, почти как в тропиках. По лицу и спине сразу потек пот. Дверь в конце общего коридора была распахнута настежь, низкочастотные звуки неслись именно оттуда, текли вверх по кованой лестнице, соединявшей этажи. Дом, видимо, целиком принадлежал Матери Темзе – либо же в нем обитали самые терпеливые соседи за всю историю Англии.

Беверли вела меня в квартиру на первом этаже. Я шел за ней и старался не слишком пялиться на длинные стройные коричневые ноги, которые почти не скрывал подол футболки. В квартире было даже еще жарче, пахло пальмовым маслом и листом маниоки. Все здесь, от бледно-персиковых стен до запаха курицы с рисом и ванильного печенья «Моррисон» на столе, было мне знакомо, ибо я много раз бывал в таких квартирах.

У входа в гостиную мы остановились. Беверли заставила меня наклониться и прошептала на ухо:

– Будьте повежливее.

Я вдохнул аромат масла какао и средства для укладки волос. Как будто вернулся в прошлое и мне снова было шестнадцать.

Еще в девяностые, когда проектировщика этого дома нанимали на работу, ему наверняка объяснили, что он будет создавать роскошные апартаменты для молодых специалистов, с головой погруженных в свое дело. И он, естественно, тут же вообразил себе людей в пиджаках и брюках с подтяжками, предпочитающих жилье в стиле строгого минимализма из скандинавских детективов. Ему и в страшном сне не могло присниться, что благородные пропорции гостиной наведут кого-то на мысль запихнуть сюда аж четыре мебельных гарнитура, по дивану и паре кресел в каждом. Не говоря уж о плазменном телевизоре, по которому сейчас шел футбол (правда, без звука), а также огромном растении в кадке. Я с удивлением понял, что это мангровое дерево. Именно дерево, с шишковатыми, изогнутыми корнями, которые оплели края кадки, свесились вниз и проросли сквозь толстый ковер. Подняв глаза, я увидел, что верхние его ветви вросли в потолок. В тех местах, где отвалились куски штукатурки, видны были коричневые сосновые балки.