— А он и помнил, — всматриваясь в гулкий коридор арки, убежденно сказал Антон, — помнил последняя своя. Вот так. Наверное, это поважнее будет?
— Тоже мне, нашли чудотворца, — пробормотала себе под нос Домна Николаевна, — обыкновенный старик…
Антон резко развернулся и пошел прочь, но, и удалясь, все еще слышал ее дребезжащий тенорок.
* * *
На третий день, когда хоронили Мармеладыча, в город прибыли Высокие гости — из министерства каких-то важных дел. Город напрягся, втянул под себя лапки, пытаясь скрыть непристойную обрюзглость, и ощетинился колючками патрулей и постов ГИБДД. Траурный кортеж, состоящий, собственно, из одного старенького ПАЗика, трижды останавливали для досмотра. Проверяющие подозрительно оглядывали сосновую домовину, и Антону казалось, что он чувствует подспудное их желание приподнять крышку гроба и убедиться: действительно ли под ней лежит Мармеладыч? Каждый раз он замирал в тревожном ожидании, уверяя себя, — вздор! такого не бывает! — что ничего подобного не произойдет. Но когда, действительно, не происходило — он, вместо облегчения ощущал в душе лишь скверноту и раздражение. "Они хотят избавиться от тебя, изблевать. Ты понимаешь, Мармеладыч?", — беззвучно шептал он, глядя на прислоненный к гробу нелепый венок.
— Ты чего бормочешь? — толкнул его в бок Харитонов. — Могилу, как думаешь, Петька подготовил? Не запил со своей братией?
Антон пожал плечами. Ему показалось, что от инженера разит одеколоном. Неужели принял на грудь? — подумал тоскливо. — Ведь договаривались…
— Ты это, — он пристально взглянул инженеру в глаза и щелкнул себя указательным пальцем по горлу, — Как?
— Да что ты, — Харитонов обиженно вытянулся лицом, словно такое предположение было для него последним оскорблением. — Как можно? При этаком марафете пить? — он поправил галстук и огладил ладонями грудь и колени. — Я этот клифт, может быть, последний раз на защиту диплома одевал. Прикинь?
Антон еще раз взглянул на черную пару Харитонова, которая, как заметил он еще утром, болталась на том пиратским парусом, и подумал: какой же, должно быть, кубышкой, был инженер в студенческие годы?
— А разит-то от тебя чем? — спросил, чтобы окончательно развеять сомнения.
— На базар с утреца забежал, с понтом воды туалетной купить, ну и набрызгал на себя с дюжину разных сортов. — Харитонов ухмыльнулся, но быстро вернул себе деловой вид: — А вдруг нажрались орлы-то наши? Приедем, а там ничего не готово?
— Не думаю, — Антон неопределенно пожал плечами, — посмотрим, как приедем.
С похоронами, вообще-то, все складывалось ладно. Деньги собрали сообща, каждый давал сколько мог. У Мармеладыча оказалось немало знакомых, некоторых Антон и не знал. Однако, какие деньги у знакомых Мармеладыча? Антон перекладывал купюры (будто ожидая от этого некоего прибавления), пересчитывал и прикидывал: как уложиться? Но когда Петька Шкаф внес астрономическую сумму в четыреста рублей, хватило на все — и на гроб, и на венок, и за место. Откуда у Петьки? — Антон недоумевал, но спрашивать не стал — не до того. Уговор — не пить и даже водкой не поминать (больно этого не любил Мармеладыч) — приняли не все. Но, самое главное, что с этим согласились и Петька Шкаф, и Харитонов. А на них и легли основные заботы: могила и транспорт. Этот самый ПАЗик выпросил на заводе Харитонов — у директора, с которым расскандалился и собирался судиться. Как? какой ценой? — неведомо. Однако, как догадывался Антон, чтобы ехать сейчас в этом безплатно предоставленном автобусе, поступиться Харитонову пришлось многим. Каково это самолюбивому инженеру? Антон ощущал рядом плечо Харитонова, и ощущение это рождало какое-то особое чувство единения и уверенности, что все будет хорошо, как надо. Факт присутствия в гробу тела Мармеладыча перестал казаться каким-то чудовищным недоразумением. Ведь это всего лишь тело, а сам Мармеладыч сидит рядом с каждым из них, держит за руки и заставляет быть лучше и честнее…
Могила была готовой. Петька Шкаф в заляпанных глиной ботинках суетился, срывался на крик, командуя, как и куда ставить гроб. Трое его помощников жуткого похмельного вида старались выполнять его команды, но выходило у них неловко, от чего Петька свирепел и еще пуще орал. Антон, жалея мужиков, которые с тайной надеждой осматривали каждого выходящего из автобуса, — не блеснет ли у кого в руках заветное стекло? — сам включился в работу. Петька, чувствуя их страстные позывы (а может и сам снедаемый ими?), кипятился и изливал из себя много лишних слов. Желваки на его еще более запавших щеках ходили ходуном, но глаза все равно светились радостью: как же, выдержал обещание! Антон похлопал Петьку по плечу:
— Все нормально.
— А как же! — с вызовом отозвался тот. — Уговор есть уговор.