Рекламщик в ссылке для нечисти

— Ничего, — сказал ей Василий. — Он сможет. Он её приведёт.

Скоро бабка Ярогнева кончила работу и огляделась, уперев руки в поясницу. Тех, кому было хуже, устроили в корчме, остальные уже разбрелись и сами себе нашли еду и питьё, потому что и Добряку, и Бажене было не до того.

— Ну, девка! — сказала Ярогнева, подойдя к Умиле. — Ишь, разлеглась! Поднимайся, идём, погляжу на твои раны, да поведаешь мне, что на волке твоём за проклятие.

— Зачем? — разомкнула губы Умила, поднимая голову.

— Обещать не обещаю, да вдруг снять получится.

Тут и Завид встрепенулся. Умила заставила его лечь, поцеловала в широкий лоб, и, решительно сведя брови, поднялась.

— Ежели способ имеется, всё сделаю, — сказала она. — Что же, идём.

Василий посмотрел им вслед и спросил задумчиво:

— А вот я не понял, как это вышло. Вот вы, бермуды...

— Берендеи, — поправил Добряк. Его маленькие глаза превратились в щёлочки.

— Ага. Так вы, это... Ну, не сердись, но вы не относитесь к нечистой силе? Я вот не понимаю, как Умила прошла через границу. Вроде же Казимир говорил, это в обе стороны работает: отсюда не выйти, но и никакая другая нечисть не сможет войти. Ты, это, ещё раз прости, если что, мне любопытно просто. Да и она сама говорила, у вас в семье только ты превращаешься...

Добряк подбоченился, и из него полились слова. Из сказанного Василий понял, что этот дар просыпается не сразу, и пока не проснулся, дочь его ничем не отличалась от простых людей и свободно могла прийти.

— Потому как сюда она явилась девкою! — брызжа слюной, заявил Добряк и гневно указал пальцем на Завида. — И надо ж такому статься, что этот приблуда, который в человечьем обличье почитай и не бывает, успел до неё добраться!

— А, так ему, получается, дважды повезло, — нечаянно подумал вслух Василий.

Завид кашлянул, а Добряк замолчал, уставившись на Василия, и начал багроветь. Василий даже подумал, не хватит ли его удар или типа того.

— Имеются справные парни! — тонко закричал Добряк, как закипевший чайник. — Даже и богатыри! Нет, подавай ей вот этого! Да какая бестолковая поглядит на того, кто зверем по лесам бегает! Дурная!

Тут он встретился взглядом со своей женой и прикусил язык, но было поздно. В воздухе искрило и отчётливо пахло надвигающейся бурей.

— Токмо бестолковая, значит, на зверя глядит, — ласково пропела Бажена. — Значит, дурная. Ах ты чёрт беззубый, а я ж тогда кто?

Буря разразилась. Добряк пытался оправдаться, но по части споров ему было далеко до жены. Кончилось тем, что он торопливо ушёл в сторону корчмы, что-то ворча с досадой. Бажена шагала следом, крича и размахивая руками, и раз или два хлестнула его полотенцем.

Скоро их перебранка приняла иное направление: как оказалось, Волк получил баранью ногу без разрешения. Добряк и Бажена взялись искать виновного, и им в первую очередь стал хозяин, который не уследил за своим зверем — вредитель, дундук, оглоед!

Из-за угла на них уставился козёл. Он внимательно слушал и кивал головой, жуя скатерть.

Василий старательно делал вид, что это его не касается.

— Ничего, — сказал он, присаживаясь возле Завида. — Может, бабка тебя расколдует. Было бы неплохо.

Завид вильнул хвостом.

Тут вернулась и Умила, тоже опустилась на колени. Она улыбалась.

— Что, есть надежда? — спросил Василий, кивая на волка.

— Поглядим, — сдержанно ответила она.

Скоро прозрачные летние сумерки окутали луг. Лёгкий туман пополз от озера, будто из воды потянули белую кисею. Над этим туманом качались головки цветов, вспыхивали там и тут редкие зелёные огни. Далёкий лес поголубел. В нём что-то ухало и потрескивало.

Началось веселье. На столы выставили ячменную кашу и пресные лепёшки с луком и чесноком. Исходили паром вареники с вишней, шкварчала яичница с салом, из корчмы вынесли целую бочку кваса. Гришку, чтобы не лез к столу, накормили рыбой, и теперь он лежал на лугу и громко икал.

Истопили баню. Перед закатом все искупались: кто в бане, поднеся баннику щедрый ломоть ржаного хлеба, кто в озере, задобрив русалок венками, а водяному оставив фигурку из теста.

— Ить чё мне делать-то с энтим? — ворчал водяной. — Хучь бы с пользою что поднесли...

Хохлик зашёл помочить копытца, поскользнулся, свалился в воду и верещал, что его толкнули. Потом, закутанный, обсыхал у печи.

Сходили к кузнецу, чтобы отнести цветочные венки и угощение. А он был не один — от поля к его землянке пролегла дорожка колосьев, и Мерцана стояла у края. Он, как всегда, промолчал, и она ничего не сказала, но они улыбались и были не одиноки в этот вечер, когда вся Перловка веселилась. Положив на землю цветы и еду, их оставили вдвоём, вернулись к корчме туманным лугом. Опять ели и пили.

Затянули песни. Первой начала Бажена, её глубокий сильный голос взлетел и умолк:

— Ты водица, водица...

Следом ещё двое подхватили с разных концов двора:

— Студёная, ох, студёная!

Незаметно исчезла Умила. Вроде только сидела за столом, поглядывала на Завида, которого перенесли ближе к печному теплу — но вот исчезла, не тронув ни еду, ни питьё. Василий молча пожелал ей удачи.