Рекло. Роман об именах

Здание почты в свете ночных фонарей и сумерек выглядело как-то потусторонне, даже относительно такого места. Внутри снова никого не было, но горел тёплый свет, исходящий всего от трёх ламп накаливания. Я подошёл к настенному чёрному телефонному аппарату, снял трубку и набрал номер.

– Привет, мам. Давно не звонил, – тихо в трубку сказал я.

– Да. Даже очень уж давно. Где ты? Долго тебе там ещё? От тебя вообще никаких новостей днями.

– Мы остановились ходим целыми днями и анекдоты собираем. Представляешь, встретил бабушку, которая тигра на лавке ждёт.

– Тигра? Ладно. А что у тебя с телефоном?

– Тут он вообще не ловит. Звоню вот со стационарного.

– Хорошо, мне сейчас бабушка звонит. Постарайся почаще на связь выходить. Если что, буду на этот стационарный набирать.

Обычный семейный диалог, ничего нового. Просто нужно иногда давать знать, что я ещё не лежу где-нибудь мёртвым в канаве. На крыльце почты Она не была обнаружена. Я нашёл её за зданием почты, смотрящей на уже сумеречное небо.

– На что смотришь? – спросил я. – Звёзд же еще нет.

– А про сумеречные звёзды что-нибудь слышал? – ответила Она.

– Не приходилось как-то.

– Я видела одну такую звезду только раз очень давно. Вот пытаюсь разглядеть. Ты уже поговорил? Быстро ты. Пойдём, нас, наверное, уже все ждут.

И действительно все ждали. Только приближаясь к дому Богдана Алексеевича, я почувствовал вкусный запах выпечки. Внутри был слышен небольшой гомон. Богдан Алексеевич, Мария Семёновна, Джотто Иванович, девочка, которая была у Лёника в гостях в тот день, и Никита Соломонович со своей женой, имя которой я так и не запомнил. Они играли в какую-то настольную игру. Похоже, нужно было складывать слова из доступных игрокам букв.

– О-о-о-о-о. Вас-то мы и ждали. Всё уже готово. Садитесь! – радостно сказал Богдан Алексеевич.

Мы сели напротив относительно старого телевизора на коричневый диван между Никитой Соломоновичем и той девочкой. Свет погас, комнату освещал лишь экран, на котором началось какое-то милое арт-хаусное действо.

Сначала на экране довольно продолжительное время было побережье озера. Заросли камышей качались в разные стороны под натиском ветра, трещали сверчки. Потом экран потух и появилась надпись: «Дядя Богдан и тетя Маша». Повеяло воспоминаниями о моих первых попытках снять что-то на телефон, но в этом случае всё было снято на старую ручную камеру. Наверное, на ту самую с откидным боковым экранчиком. У этого ребенка здесь было всё. Всё, кроме дома.

Юный Пазолини вошёл в дом Богдана Алексеевича. Точнее будет сказать, что дверь как бы сама распахнулась перед ним. Затем камера пролетом «облетела» диван и начала перемещаться в сторону открытой двери подвала дома. Саспиенс. Оператор очень томно и медленно спускался по лестнице, делая паузу на каждой лестнице. Внизу покачивалась лампа на проводе. Потом шёл классический для жанра ужасов облёт камерой темного подвала одинокого безлюдного дома. Камера остановилась. Статичный кадр подвала удерживал наше внимание ещё минуты три, а потом… БУ! В тексте мне не передать этот эффект, но мы все подпрыгнули. Неожиданно в статичный трёхминутный кадр влез Богдан Алексеевич, невероятно громко и страшно рыча, его лицо было вымазано чёрным мазутом. В этот момент вскрикнул каждый в комнате. Даже я, проверенный десятками ужастиков вздрогнул, настолько это было, пусть и пошло, но неожиданно.

– А ты чего вскрикнул? – спросила Мария Семеновна у Богдана Алексеевича. – Сам же снимался.

– Да я уже забыть успел об этом. Думал, что он просто подвал наш снял! Это ж когда ещё было, – ответил Богдан Алексеевич.

Прямая склейка. Статичный план гостиной. Где только Лёник закрепил камеру? Неужели, у него и штатив для неё был? Хотя, мне кажется, что он просто положил её на стул. Потому что съемка велась на уровне живота. Богдан Алексеевич и Лёник сооружали вместе какого-то небольшого робота, из подручных материалов, сидя на том же диване, на котором сидели сейчас мы. Они активно спорили о том, в каких целях будет применяться робот.

– Дядя Богдан, не будет он бурить скважины. Ну он хиленький. Он будет охранять склады с зерном, – говорил очень занятым голосом Лёник.

– Так если он хиленький, то как же он будет склады охранять?

– Ну. Он страшный. А ещё он может, – здесь Леник начал пытаться изображать своими подростковыми связками металлический голос, – вот так говорить: «Нарушитель, покиньте территорию или мне придется открыть огонь».

– Это ему ещё и пушки нужно приделывать?

– Зачем? Они у него из рук могут выдвигаться. А еще пускай летать умеет.

– Ну пускай. За это тебе точно должны пятёрку поставить, Лёник. Если не поставят, то ты скажи, что робот сейчас взлетит и потолок пробьёт.

– О, дядя Богдан, я знаю, что ещё прицепить можно.

В этот момент Леник убежал за кадр, послышался звук битого фарфора.

– Ой! Дядя Богдан, я вазу случайно разбил. Простите пожалуйста-пожалуйста. Я не со зла, правда-правда. Блин. Просите, что хотите, – с каждым предложением, голос Лёника становился всё грустнее и грустнее. Я еще ни разу не слышал, чтобы он был таким грустным.