Дома у Богдана Алексеевича было довольно шумно. Внутри прямо, как пчелы в улье слонялись туда-сюда барышни в возрастном диапазоне от тридцати восьми до пятидесяти пяти лет. Из духовки вынимался пирог, ставился на плиту чайник, поправлялась скомканная скатерть на столе, нарезался сыр, откупоривалось вино, гладился кот, по которому я даже начинал скучать, лёжа в своей лачуге, в зале появлялись стулья и отодвигались шкафы. Всё это происходило разом и очень хаотично. Я, прямо как Богдан Алексеевич, не мог найти себе места во всём этом контролируемом беспорядке, поэтому сел рядом с ним на лестнице.
– И вот так вот каждый раз, Василе, – сказал мне Богдан Алексеевич очень драматично вздохнув.
– А это уже не первый раз? – спросил я.
– И не второй, Василе. В ДК репетирует кто-то, поэтому Машенька вот к нам всех позвала. Я, наверное, к себе пойду паять, а ты можешь и здесь побыть. Тебе как филологу всяко будет интересно. Они, вроде, уже всё. Не скучай. Отложи мне пирога!
В этот момент из кухни вышла Мария Семёновна, которая была явно рада меня видеть. Тем более, что я довольно сильно разнообразил в этот вечер привычный состав, будучи единственным представителем мужского пола на встрече книжного клуба.
– Василе! – радостно сказала она, снимая фартук через голову. – Ты к нам? В книжный клуб?
– Да, Мария Семёновна, здравствуйте. Только я не знаю, что сегодня на повестке дня будет. Просто послушаю, мешать не буду, – ответил я.
– Ну что ты! У тебя образование же есть. Уверена, что и ты свои пять копеек вставишь, – ответила мне Мария Семёновна, усаживаясь в удобное креслице посреди комнаты.
Я же в свою очередь присел на диван возле довольно молодой барышни лет тридцати шести. Её длинные рыжие волосы то и дело хлестали меня по лицу, когда она резко к кому-то оборачивалась. Все наконец-то уселись и принялись доставать из своих сумок книги. В зале было немного тесновато, но это, видимо, придавало происходящему сплочённости. Даже я, человек не ознакомленный с книгой чувствовал себя на своём месте. В общей сложности в комнате присутствовало одиннадцать человек, включая меня. Книга называлась «Прекрасная обыденность чертовщины тёмной ночи». Автора я не успел запомнить, но некоторые моменты из книги мне понравились, нужно было взять с собой почитать. По содержанию, насколько я понял, это был сборник рассказов, состоящий из четырёх произведений. Одно было про девушку-кассиршу Всеславу, которая каждую ночь имела дело с утопцами, чертями и другой нечистью. Как-то очень попсовенько. Второе произведение было про региональную радиостанцию, которую захватили пришельцы и принялись транслировать что-то своё, пытаясь вовлечь людей в свою культуру. Третье произведение повествовало о мужчине, который ехал по ночной дороге к своему отцу ради мести, в конце произведения он отдал ему какой-то коробок и уехал в закат, большую часть этого рассказа занимали мысли главного героя о становлении себя как личности. И самое последнее произведение представляло собой какой-то автобиографичный рассказ с вкраплением стихов о последней летней ночи. Неясно было, от лица кого велось повествование, иногда казалось, что это выпускник школы рассказывает про свои чувства, а порой казалось, что это многолетний мудрый дуб пишет о своих впечатлениях. Последний рассказ понравился мне по содержанию больше всего. Впрочем, только его мне удалось прочитать во время встречи. Сразу после пересказа книги начались какие-то споры, распри и голосования.
Первой выступила черноволосая кудрявая женщина, сидящая напротив меня. Она сказала, что ей больше всего понравилось третье произведение. Там были шекспировские аллегории, метафоры и отсылки на другие значимые объекты элитарной культуры. С ней не согласилась сидящая рядом со мной рыжая девушка по имени Анна. Анна говорила, что эти отсылки созданы лишь для того, чтобы заполнить пространство в книге, а настоящий бриллиант сборника – второй рассказ, наполненный страхом и отсылками на кучу фильмов ужасов. В дальнем углу комнаты дама с короткой стрижкой не согласилась. Даму с короткой стрижкой наиболее тронул первый рассказ, с едким слогом, наполненный аллюзиями на бюрократию и кучей отсылок к старославянским преданиям. Мне захотелось вклиниться.
– Неужели отсылки и аллюзии – это самое ценное в этом книжном произведении? А что насчёт истории и персонажей? – спросил я, пока все отхлебывали чай с чабрецом.
– А вы, молодой человек, Василе? – спросила короткостриженая мадам из своего уголка.
– Да, кстати, я не представился, извините. Приятно познакомиться! Спасибо, что радушно приняли меня.
Все назвали свои имена, но как бы это цинично не звучало, в новом коллективе мне очень трудно запомнить такое. Поэтому, запомнил я лишь имя девушки, весь вечер хлеставшей меня своими длинными рыжими волосами. Затем наш разговор продолжился.