Рекло. Роман об именах

Эта холодность даже немного ранила меня. Я тут не за хлебом для деревни сходил. Джотто Иванович протянул мне руку, чтобы помочь встать, но мне было немного обидно, поэтому я отмахнулся и попытался подняться самостоятельно. В этот момент мой старший товарищ улыбнулся до самых ушей, рассмеялся, поднял меня против моей воли. Затем, он очень радостно посмотрел в мои глаза, а я всё не понимал, откуда взялась вся эта радостная энергия. Затем, он сказал: «Василе, подними руки вверх». И я поднял обе руки вверх. Обе! В этот момент, я всё осознал и тоже рассмеялся. Моя рука вернулась. Моя рука вернулась! Правда затем, Джотто Иванович немного поник, и мы молча побрели на выход из леса. От дорожки из кирпича не осталось и следа. У опушки решено было сделать привал.

– Ты сейчас или с утра сходи покажи руку Никите Соломоновичу. Он тоже пусть порадуется, – сказал очень сухо Джотто Иванович.

– Что-то случилось? Вы как будто поменялись? Что вы видели? Куда исчезли? – начал было я осыпать своего бедного собеседника вопросами.

– Пока не стоит, Василе, – в голосе Джотто Ивановича чувствовалась грусть, – Пойдём. Ночь выдалась продуктивной. Пора спать.

Ночь действительно выдалась очень даже интересной. Что-то жгло мозжечок, но я предпочитал заслуженно забыть про все проблемы и наслаждаться победой. Где-то после домика Оны мы разделились. Джотто Иванович махнул мне рукой и устало побрёл к себе домой, он что-то пробормотал, пригласил на завтрак, вроде. А я на время остановился, чтобы оглядеться и насладиться ночью. Мне кажется, у меня были все шансы умереть, но этого снова не произошло. Под тем самым дубом у озера виднелся свет и какой-то силуэт. Моя душа, полная куража дала сигнал ногам проверить, кто же не спит в такую ночь. Возможно, что кто-то тоже слышал взрыв и пошёл проверить? Разгадка была довольно очевидной. Под деревом сидела Она и рисовала на мольберте висящие в пустоте соединенные между собой странные кольца. Одно выглядело очень футуристично и технологично, другое будто бы было нарисовано художником импрессионистом, а третье и вовсе было угловатым-авангардистским. Кольца отбрасывали тень, где-то вдалеке виднелась какая-то маленькая дверца. Попробую перерисовать сюда.

– Желание творить не даёт спать? – начал разговор я.

– Нет, скорее, спать не даёт чувство надвигающегося взрыва. Никогда такого не было?

– Какого взрыа? – сбитый столку таким точным описанием недавних событий, спросил я.

– Пока не знаю. Эмоциональный, физический, временной. Тут не угадаешь. Спасибо за позирование!

– Всегда пожалуйста. А когда ты успела меня нарисовать?

– Я разве говорила, что рисовала тебя? Рисовала твоё тело прямо сейчас. Неужели, ты не видишь? Странно. Видимо, ты просто устал и здесь темно. Днём будет лучше видно. Вижу, что твои душевные метания наконец закончились? Ты что-то нашёл в лесу с Джотто Ивановичем?

– Да, я понял, что аб…

– Аб-бэ-бэ. Стоп, – прервала меня Она. Не говори мне! Ты же хороший автор. Попробуй лучше как-нибудь вплести это в повествование в своём дневнике. А потом уже начнешь вести себя соответствующе. А то так совсем неинтересно.

Я лишь недоуменно посмотрел на неё, пожал плечами и показал большой палец. Как скажете, госпожа художница. Слушаюсь, повинуюсь, сопротивляюсь.

– Слушай, – продолжила Она, – твоя мама совсем не волнуется?

– Она у меня геодезист, – ответил я, – сама в постоянных командировках. Думаю, что знает, как эта индустрия выездная работает. Ты же не забыла, что я вообще на практике?

– А в чём заключается твоя практика?

– Поиск коммуникантов в отдалённых деревнях для дальнейшей записи и хранения народных преданий.

– Этого у меня хоть отбавляй, у меня дома куча книг с записями. Поможешь уровень пройти, я тебе обязательно всё передам. Хочешь, пока рисую, расскажу тебе одну сказку?

Только в этот момент я заметил, что неподалеку от мольберта стоял переносной гамак.

– А ты не будешь против? – я указал на гамак.

– Нет, конечно. Садись, – Она отвернулась к холсту и начала рассказ. – Однажды, в далёких северных землях жила с отцом девочка, чьи зубы блестели, как блестит луна в отражении озера. И отца в один ужасный день заставили выдать дочку замуж за водяного.

– Как это можно заставить сделать? – прервал я.

– Угроза жизни или что-нибудь в таком роде. Вообще, сказания обычно слушают и погружаются, а не задают к ним вопросы. Слушай. На чем я там остановилась. Ну и вот. Пришел отец домой опечаленный и рассказал всё дочке. А та не растерялась, налепила еловую смолу на зубы и убежала. Её пыталась поймать старая колдунья, но не получилось. Девочка залезла на большую ель, а потом её сестра сбросила ей плетенную лестницу с гор, она по ней и забралась.

– И чему учит эта сказка? – почти засыпая спросил я.

– А сказки должны чему-то учить? Ну если так, то пусть учит тому, что можно убежать от всего, даже от замужества с чем-то чудесным. Не знаю, я всё-таки разукрашиваю реальность, а не описываю её.