Реконкиста

Ришелье, который вместе с Мазарини готовился покинуть Клюни, мог теперь ехать с более спокойным сердцем. Во время прощания он обещал всяческую необходимую помощь и просил незамедлительно сообщать ему о прогрессе в наших трудах – связником должен был стать тот самый носатый Савиньен, все отчеты должны были передаваться только в изустной форме. Кардинал, уделяя особый вес тайне, не желал, чтобы кто-либо преждевременно узнал про истинный характер центра в Мон-Ромейн и требовал, чтобы эксперимент "Тезе" содержался пока что в строжайшей тайне – карантин в отношении предполагаемой чумой он решил сделать еще более строгим, а поставку необходимого нам сырья должны были осуществляться через секретный порт на Соне. Вытекающий из нее рукав, прекрасно замаскированный скалами и зарослями, доходил до самых гротов, соединявшихся с вершиной нашей возвышенности. Ришелье обещал не скупиться средствами на нашу программу – он был готов пожертвовать на наше предприятие все свое гигантское состояние, а хожили слухи, что он богаче короля Франции и римского папы вместе взятых. Что же касается будущего, его видение было достаточно четким.

– Когда придет время, я сам извещу монархов соседних стран, – сказал мне Великий Кардинал, когда на восходе солнца я прощался с ним у главных ворот Клюни. – Преждевременное раскрытие тайны могло бы привести только лишь ко всеобщему замешательству. И нельзя исключить того, что у серебристых Вырывающих Сердца уже имеются свои шпионы в Европе. – И прибавил: – Да будет твой дух крепок, иль Кане, Господь с нами.

– Ибо, если Он против нас, тогда мы пропали, – тихо прокомментировал Мазарини.

Кардинал уселся на коня, по его лицу промелькнула гримаса физической боли, явно от какой-то внутренней хвори, но, уже сидя в седле, он повернулся, столь редкая улыбка осветила его лисье лицо, он же, одной рукой держа поводья, другой начертил знак креста, охватывающий меня в центре, а аббатство и зеленые возвышенности Мон-Ромейн словно плечи Божьего Древа. Pax vobiscum.

И недавно у меня промелькнула очевидная, хотя и необыкновенная мысль, что этот мастер realpolitic, ужаснейший прагматик и homo politicus в каждой своей частице, и правда верит в Бога.

7. Краткий курс технического прогресса

С чего мне следовало начать? Может, с познания того, что знали мои сотрудники, ergo, с краткого курса всеобщего незнания – ведь химия в те времена толком еще не отделилась от алхимической магии; если же говорить про физику, то еще не родился Ньютон, а Блез Паскаль был еще совсем молод. Или же, возможно, следовало пытаться рассказывать им историю с конца – представлять мир эпохи атома и предлагать, чтобы они сами искали, а как до него добраться? Я не был гением, это правда, но о человеческих возможностях знал гораздо больше, чем весь этот трест молодых умов. И крайне сложно было не согласиться с аргументацией Ансельмо:

– Ваша милость уж слишком скромна. Сегодня, через сотню лет после великого Леонардо, любой ученик иезуитского колледжа знает гораздо больше него.

– Но разве не было бы честным поступком выдать им правду обо мне и о моих умениях?

– А по-моему, спешка важна при ловле блох, – фыркнул consigliore. – Я дам вашей милости совет от всего сердца. Прошу не говорить им слишком много, не выдавать, что вы некто иной, чем они считают. Ведите их, шаг за шагом, но, прежде всего, не отбивайте их интереса громадностью поставленных задач.

И вновь я должен был признать правоту практичного толстяка.

Но как должен был я очертить для них перспективу действий? Мне было совершенно ясно, что я не могу выйти к ним и вот так, запросто, написать на доске формулу Н₂О или Е = mc². Если признание правды, кто я такой, вело бы к заблуждению и было весьма опасным ходом – интересно, как отреагировало бы все это замечательное сборище на утверждение, что оно представляет собой всего лишь элемент литературной выдумки.

В свою очередь, путешествие во времени… Если бы я заявил, что до точности знаю будущее, меня бы засыпали массой вопросов, ответа на которые я не знал. Если подобная версия была невозможной, откуда у Деросси могли иметься знания, превышающие горизонты данной эпохи? Из откровения? И тогда я выдумал для себя одну легенду.

Еще в тот же день, после обеда, в главном помещении, пахнущем свежим смолистым деревом, я собрал пять десятков своих сотрудников и, вздымаясь на беллетристические высоты, сымпровизировал историю, настолько необыкновенную, что чуть ли не сам поверил в нее.

– Случилось это несколько лет назад, – рассказывал я, – путешествуя по странам Ближнего Ориента, уже посетив монастырь святой Екатерины и вершину горы Синай, попал я в самый центр песчаной бури, в которой я полностью потерял какое-либо направление. Сложно представить себе что-либо худшее, чем этот жаркий и сухой ад.