Реконкиста

Получив достаточный толчок в сфере металлургии и химии, теперь я мог больше внимания уделить группе месье Амбруаза де Лиса. Не люблю хвалиться, но фактом остается то, что совместно мы за пару месяцев сделали для медицины больше, чем всем остальным медикам это удалось за последний десяток столетий. Для начала я ознакомил группу врача с принципами гигиены и с немалыми трудностями убедил их в необходимости мытья рук перед операциями и после них, а так же обеззараживания хирургических инструментов. Из деревянной трубки я сконструировал стетоскоп и убедил турка Идриса изготовить столь элементарных инструментов как шприц и аппаратуру для измерения давления. Еще я навел нашего доктора на идею существования различных групп крови, распознание которых со временем давало возможность первые переливания.

Тем временем, обнаружив в библиотеке клюнийского аббатства работу XVI столетия под названием Dispansatorium Valerii Cordii, в которой давалась рецептура получения эфира путем дистилляции в равных пропорциях spiritus vini с серной кислотой, я уговорил француза использовать полученную субстанцию для усыпления пациентов в ходе хирургических вмешательств.

Первым оперированным по этому методу был рабочий, которому чугунная отливка размозжила стопу, вторым – молодой мушкетер, уже упомянутый месье Савиньен де Сирано, наш специальный курьер, страдавший от острого воспаления червеобразного отростка.

Доктор де Лис, превосходный хирург, считал, что подобная операция ни в коей мере удаться не может, ибо рассечение брюшных оболочек всякий раз должно приводить к воспалению брюшины и смерти пациента. Никто до сих пор не отваживался на проведение подобного рода операций – камни в мочевом пузыре разбивали штифтом, который вводили через мочеточник, а единственным методом хирургического проникновения был анальный, для женщин – посредством родовых путей, более устойчивых к бактериальному заражению.

Но когда я глядел на этого многообещающего молодого военного, который был обречен на верную смерть, я принял решение провести рискованную операцию. Юношу перпенесли из лазарета в операционный зал, где с максимальным соблюдением гигиены, после дезинфекции инструментов и брюшной полости и, конечно же, под наркозом, Амбруаз провел пионерскую операцию. Мушкетер хирургическую процедуру пережил, а потом, без длинного периода горячки, стал приходить в себя. И, вне всяких сомнений, благодаря принимаемому порошку, который Грудженс произвел буквально пару дней назад из салициловой кислоты. Этот препарат, без какого-либо почтения к авторским правам концерна "Байер" (впрочем, патент будет заявлен только лишь в 1899 году), я назвал "аспирином".

Де Лис, вдохновленный успехом, даже носился с идеей революционной для того времени пластической операции, он собирался уменьшить излишне крупный нос, уродующий интеллигентное лицо молодого человека. Быть может, я бы и согласился на это, но ранее мне попало в руки письмо, адресованное Савиньеном де Сирано матери, проживавшей в местности Бержерак…

– Савиньен Сирано де Бержерак?! Клянусь Господом, dottore, вы и не знаете, кого мы спасли! Нет, нет, этого носа я ни в коей мере не позволю коснуться, как раз благодаря этому органу, наш сегодняшний пациент вступит в историю, литературу и драматургию.

Я много еще чего мог бы рассказывать доктору де Лису о медицинских приключениях. О производстве вакцины против оспы из пузырька коровьей оспы. Еще о получении, несколько позже и с большими трудностями, вакцины против бешенства (это из научно-популярного мультика я кое-чего помнил про то, как Пастер высушивал костный мозг кролика, зараженного бешенством).

Вместе с доктором мы очень радовались при мысли о том дне, когда мы предоставим наши достижения всему человечеству, освобождая его, за триста лет до срока, от боли и страданий. Нам хотелось, чтобы это случилось как можно скорее, но мы прекрасно понимали осмысленность эмбарго, наложенного предусмотрительным кардиналом.

Когда я оставался сам – то забегал мыслями на многие годы вперед. Предполагая, что мы каким-то образом справимся с Чужими, я размышлял о новом мире, который должен был родиться. Я представлял себе Объединенную Европу, в которой через пятнадцать лет в Варшаву, вместо шведских завоевателей, въедет локомотив варшавско-мадридской железнодорожной линии. Я мечтал о пароходах, которые появятся в Атлантике (за сто пятьдесят лет до Джеймса Уатта!), а так же о туннеле под проливом Ла-Манш. Возможно ли такое – перебирал я в мыслях – что уже через пару лет на волнах эфира раздастся: "Ici Paris. Граждане, уже через мгновение к вам с рождественским посланием обратится Людовик XIV…". А может, если запущенные мною импульсы будут давать плоды в таком же темпе, Сирано де Бержерак, еще до ухода на пенсию, дождется премьеры собственных пьес по телевидению? Ведь все это возможно! Достижимо! Близко!