Реконкиста

Д'Артаньян шел впереди, громадными шагами гасконского горца, пробивая мне дорогу среди толпы, ежесекундно даря комплименты обращавшимся к нему торговкам, я же двигался за ним, погрузившись в размышления, совершенно безразличный к внешнему миру. Только лишь идя по мосту Понт Неф, я сориентировался, что к нам приклеились два бездельника с весьма гадкими, покрытыми оспинами рожами, не понравился мне и идущий сразу же за ними мужчина в черном плаще с оливковой кожей южанина. Я хотел обратить внимание д'Артаньяна на них, но именно в этот момент некий пожилой тип заступил мне дорогу и вежливо спросил, как добраться до Дворца Правосудия.

В тот же самый момент другой широкоплечий амбал, выросший будто из-под земли, столкнулся со мной так сильно, что я отлетел к ограде моста. Мне казалось это случайностью, но тут один из идущих за нами бездельников вырвал у меня из-под мышки мои рукописи, второй же склонился к моим ногам, явно желая перекинуть меня в Сену.

Я громко заорал, привлекая внимание мушкетера и, недолго думая, стукнул бандита гипсом по башке. Тот упал без сознания, но второй с бесценными документами уже бежал в сторону площади Дофин. Д'Артаньян, который желал пересечь ему дорогу, столкнулся с собственными хлопотами: какой-то уже пожилой тип схватил его за рукав одной рукой, а второй замахнулся стилетом. В то же самое время, тот грубиян, что ранее столкнулся со мной, вытащил из ножен шпагу.

Шарль де Баатц, ведомый инстинктом, который, наверняка, уже неоднократно вытаскивал его из худших неприятностей, отскочил в сторону и тут же выхватил собственное оружие. У меня же не было времени ждать результата поединка, я ринулся было за убегавшим вором, но тут второй из нападавших, которого я перед тем свалил на землю, схватил меня за щиколотку, так что я растянулся во весь рост. От падения у меня чуть ребра не треснули, поскольку я ударился о мостовую пистолетом, заткнутым за пояс. И это напомнило мне, что я вовсе не безоружен. Тут я глянул назад, видя, что разбойник на четвереньках убегает в сторону Латинского квартала, заорал ему вслед:

– Стой, бандюга, ранами Христовыми клянусь, стрелять буду!

Тот не отреагировал, только сильнее втиснул голов в плечи и громадными скачками направился к прилавкам, за которыми собирался скрыться.

Турок Идрис, конструктор барабанного пистолета, оказался очень хорошим оружейником. Уже первый мой выстрел ранил жулика в ногу; но тот храбро похромал дальше. Я выстрелил во второй и в третий раз, вор, в которого попала пуля, взвизгнул и исчез за торговой палаткой.

Я поглядел на д'Артаньяна. Мушкетер тоже не терял времени, он коротко рубанул своей шпагой по лбу противника с ножом, а потом в замечательном выпаде пронзил живот пожилого нападавшего, который теперь, воя от боли, вился на мостовой.

– Мои рукописи! – крикнул я Шарлю, и мы оба побежали туда, где ожидали обнаружить раненого вора. Да, он был там: вытаращенными, мертвыми глазами глядел в холодное небо. Я присел дом, разглядываясь по сторонам. Моя папка исчезла. Я не нашел ее ни среди прилавков, ни под убитым простолюдином. Кто же мог ее подхватить? Зеваки только-только начали выставлять носы из-за стен и лавок.

Свидетели происшествия утверждали, что когда вор падал, пакет из его рук вырвал проходящий рядом смуглый мужчина в черном. Я перепугался ни на шутку, не желая и думать, что случится, если мои обладающие громадной ценностью заметки попадут в посторонние руки. Тем временем и второй из нападавших отдал Богу душу, так что не было даже кого и допросить.

Совершенно пав духом, мы потащились к Пале Рояль. Там же, в боковом вестибюле нас ожидал Мазарини.

– А не потеряли ли вы чего случаем, шевалье? – спросил он с усмешкой, подавая мне мои бумаги, чуточку загрязненные и окровавленные, но, как я тут же убедился, полные. – Париж, правда, не Неаполь, но тоже опасное место для опрометчивых прохожих, к счастью, у Его Высокопреосвященства повсюду имеются преданные ему люди.

Я спросил, а не знает ли он, случаем, кем были нападавшие. Мазарини пожал плечами.

– Наемные sbirri. Такие, в основном, даже и не знают, на кого работают. Но, пока не забыл, для вас имеется еще один подарок, – говоря это, он вынул маленькую коробочку, а в нем золотой перстень замечательной работы с буквой "L", вырезанной в сердолике. – Мать благодарит вас за сына, – тихо сказал он, не позволяя ответить. – Ну а теперь уже идите, маэстро, поскольку Его Высокопреосвященство не может дождаться встречи с вами.

Я ожидал найти кардинала в хорошем настроении, но обнаружил его исключительно хмурым, хотя, в знак приветствия, он обнял меня очень даже сердечно. В течение неполных шести месяцев от нашей последней встреч он сильно сдал, его кожа приняла фактуру лежалого пергамента. Можно сказать: он еще жил, но все более походил на собственный дух.