Рекорд

Тим присвистывает. Я широко улыбаюсь, но, когда поднимаюсь, от моей улыбки не остается и следа.

— Будешь свистеть, денег не будет.

Его взгляд плывет по мне.

Набираю воды, ставлю букет в воду и вдыхаю аромат зелени.

— Скажи что, — чеканит Тим.

— Что «что»? — переспрашиваю, обернувшись.

— Что мне сделать, чтобы оборона пала? Купить тебе что-нибудь? Подарить? Я с ума схожу, Настя, запреты на меня отвратно действуют. — Он сокрушенно падает на барную стойку. — Я только о тебе думаю.

— Господи, какой ты лицемер.

— Да я клянусь!

— Это будет самое долгое похищение в моей жизни, — бормочу я себе под нос, тяжело вздохнув.

— Кстати да, я ведь могу тебя просто связать.

— Ха-ха-ха, Тима. Я даже буду чувствовать себя польщенной. Как человек, который окончательно доломал твою жизнь и карьеру.

— Ну Настя, — повторяет он. Подходит, берет меня за руку. Прижимает к груди и заглядывает в глаза.

Хохочу!

— Какая экспрессия! Какие взгляды!

— Как насчет свидания?

Качаю головой.

— Я же сказала, что нет. Я, может, и в рабстве, — киваю на ведро с грязной водой, — но не в сексуальном. Так мы не договаривались. — Пытаюсь отнять руку.

Он позволяет лишь после третьей попытки.

Я приступаю к измерению рулеткой очередного шкафчика. Тим — вновь за барной стойкой.

— Я подарю тебе кубок, который получу в гонке в Нюрбургринге. Хочешь?

— Увы, меня не интересуют кубки.

— А что тогда?

— Влюбись.

— Что-о? — тянет Тим, брезгливо рассмеявшись.

— Нюрбургринг — одна из самых опасных трасс в мире, с кучей сложнейших участков. В общей сложности там погибло под сотню гонщиков и неизвестно сколько туристов. На ютубе я просмотрела на днях десятки видео с авариями! Но… победа в гонке звучит для тебя правдоподобнее, чем втрескаться, верно?

Пару мгновений он недовольно меня разглядывает. Флер придурка скинул, теперь настоящий. Такой Тимофей меня пугает, а еще… именно такой мне нравится.

Наконец, он произносит:

— Кубок хоть продать можно, а любовь — это эфемерная субстанция, благодаря которой можно максимум накатать пару слезливых стишков. Толку никакого.

Я вновь подхожу, тоже опираюсь локтями на стол, зеркаля его позу, прикусываю нижнюю губу.

— Я жалостливая, Тим. Если бы ты влюбился и страдал, то возможно, я бы и переспала с тобой пару раз чисто из жалости.

Он досадливо морщится и отстраняется.

— Ну Настя.

Пожимаю плечами и отвечаю резко:

— Ты спал с моей сестрой. Точка.

Я возвращаюсь к работе.

— Какое-то проклятье. А сейчас тебе меня разве не жалко? — басит Тим пафосно.

— Нет.

— Да ептиль! — Он выпрямляется. — Две близняшки, Насть, пусть не одновременно, но… — опять включает идиота.

— Какой ты мерзкий.

— Вечером сделаю тебе массаж, а там посмотрим.

Я снова громко смеюсь, пока Тим не уходит, кажется полностью собой довольный. Засранец. Киплю от негодования, но остаток дня прокручиваю в голове наши дурацкие диалоги и улыбаюсь.

***

Вечером я приглашаю ребят подняться, и они втроем застывают на пороге, пораженно разглядывая обновленную кухню.

— Плита, кстати, рабочая, я ее отмыла. Остальную технику придется купить, — рассказываю гордо. — Стол заржавел, я постелила скатерть, и теперь вполне даже миленько. — На нем стоит кружка со свежими цветами от Тима, салфетница и ваза с фруктами. — Диваны пыльные, но я обтянула чехлами, и тоже пока сойдет. Ну а потом вы получите выкуп, и все здесь обновите.

Семен и Гриха восхищаются, Тимофей же делает вид, что ему все равно.

Мы ужинаем лапшой, после чего я присаживаюсь на диван. Тим устраивается рядом, перекидывает руку, пытаясь меня приобнять. Стреляю в него полным раздражения взглядом, но он не касается плеч, поэтому не ругаюсь. Ведет себя так, будто хочет показать друзьям, что я уже занята. Приревновал?

Закатываю глаза. Встаю и спрашиваю:

— Гриша, Семен, чай будете?

Тим поднимает руку, но я делаю вид, что не замечаю его. Семен женат, он меня мало волнует, а вот Гриша — свободен. Я ставлю перед ним чашку и говорю:

— Положила две ложечки сахара. Так будет вкуснее.

— А давайте не будем Настю отдавать? — хохочет Семен. — Так уютно ни в одном гараже на моей памяти не было.

— Я слишком дорого стою, увы, — улыбаюсь благодарно.

Тим достает мобильник и начинает с кем-то переписываться. В какой-то момент его лицо вытягивается, и я пугаюсь, не переборщила ли.

Он смотрит на меня, в телефон, снова на меня.

— Не понимаю, — говорит.

— Что случилось?

Тим хмурится.

— Насть, а ты была права, — произносит он медленно. — Твои поиски остановлены. Шилов сообщил волонтерам, что ты нашлась и что у тебя все в порядке. Это как вообще?

Атмосфера мгновенно меняется, от былого веселья ни черта не остается. Мы резко вспоминаем, что происходящее — не игра.

Опускаюсь на краешек стула и киваю:

— Я же говорила.

— Тебя больше не ищут.

— Ищут. Он сам, без свидетелей. И скоро найдет, поэтому… — Я срываюсь на дрожь, но беру себя в руки, широко улыбаюсь и заканчиваю бодро: — Нам нужно поторопиться с сообщением о выкупе.

Глава 12

Шелби галопом носится по комнате, и я его понимаю: внутри столько дури, что и бесконечной уборкой не выбить. Мы с Тимофеем лежим в кровати, пялимся в потолок и… по очереди вздыхаем.