Рекорд

Чуть раньше, утром, на открытии гонки, я впервые за долгое время увидела Шилова. Он не подошел к нашей команде, наблюдал со стороны. Но при этом, казалось, сломал все границы и вторгся в личное пространство. Он смотрел с прищуром и угрозой. Знал, что я наняла адвоката, и тот занимается переоформлением бумаг. Еще немного, и я по-настоящему вступлю в наследство. И непременно научу сестру.

Шилов не сводил с меня глаз. Тим давал интервью, мы держались за руки. Я стояла с высоко поднятой головой и не боялась. Но потом… уже в номере, в полной безопасности, легкие будто перестали усваивать кислород.

Когда я наконец вырвалась из душной кабины, мокрое тело сковал холод, я поскользнулась, упала и ушибла плечо. Вспомнила боль, страх, отчима. И ощутила панический ужас. Грудная клетка сжалась, словно ее обвило что-то невидимое. Мысли рассыпались.

Я помню, как бежала к телефону, колени были противно мягкими. Помню дрожь пальцев, пока набирала Тима. А еще помню, какими громкими казались его шаги и голос, когда он, спустя минуту, вбежал в комнату.

***

— Ты должен быть на тренировке, — произношу хрипло.

Тим набирает в стакан воды, я немного подтягиваюсь на подушке и позволяю себя напоить. Пальцы уже слушаются, тело оживает.

Страх — это необходимая для выживания эмоция, ее нельзя заблокировать, от нее не стоило бы избавляться, даже если была бы такая возможность. Но иногда в программе случается сбой, какая-то поломка. И твой страх ломает жизни тебе и близким.

— Я уже все умею, — произносит Тим со свойственной ему усмешкой. — Лучшее — враг хорошего.

Беру стакан из его рук и пью маленькими глоточками. Становится легче. Палата приобретает очертания — здесь очень просто, чисто и современно. На сгибе моего локтя закреплен катетер. Точно, ставили капельницу. Потом я поспала. Воспоминания четкие, но какие-то разбросанные. Я будто блуждаю по лесу и нахожу один отрывок за другим.

И Тима тоже «нахожу». Вернее, его объятия там, в номере, уверенный и спокойный голос. А вот глаза были встревоженными, это я тоже запомнила.

Мы с врачом проговорили, как быть, если меня накроет. Тим, конечно, знал, что делать, и не допускал ошибок, потому что спортсмены-гонщики не тупят в экстренных ситуациях. Но все же. На ровном месте…

Как стыдно. Как невыносимо стыдно за саму себя.

— Больно? — спрашивает Тим, осторожно поглаживая большим пальцем синяк на плече.

— Нет. В голове немного шумит. Знаешь, так бывает, когда таблетка уже подействовала: боли нет, но вокруг словно помехи.

— Знаю. Бывает, не справишься с управлением, впишешься в ограждение, башкой со всей силы припечатаешься. И ходишь потом неделю с перезвоном колоколов, как дурак. Сто раз так было. Похоже?

Улыбаюсь и решаюсь взглянуть на него.

Сидит, смотрит на меня. Больше не встревоженный, немного бледный только. Обросший, а потому смазливый, как рок-звезда.

— Не надо было скорую. Лишние бумаги, деньги. Я бы оклемалась и так.

— Как скажешь, — бросает Тим, словно чтобы побыстрее отделаться. Не в его правилах спорить, он просто все решил сам.

Нахожу его руку и сжимаю с благодарностью:

— Спасибо.

— Ну перестань. Послезавтра, может, поменяемся местами.

— Придурок. Ненавижу твой тупой юмор.

Я допиваю воду, возвращаю стакан и отворачиваюсь от Тима, обидевшись. Он молчит некоторое время, затем пытается улечься на кровать. Двигаюсь будто нехотя, и он устраивается рядом. Обнимает меня, привычно целует в шею.

— Ну все, малыш, не злись, — басит вполголоса. — Это же наши привычные шутки.

— Просто не время для них.

— Самое время. Но ладно, не буду пока.

— Было ужасно страшно.

— Что снова попадешь в подвал? — Тим обнимает меня крепче.

— Не знаю. Наверное. Думаю, это из-за Шилова. Я его видела утром. Он все еще хорошо выглядит, надеется, что ты проиграешь, и все останется так, как есть. Весь из себя важный, как павлин. Столько раз он специально усугублял мое состояние. Я много размышляла о его поступках, словах, угрозах. Для меня он связан со страхом. Много лет от него зависела моя жизнь. И вдруг будет зависеть снова?

— Не будет. У тебя есть документы и деньги. Ты знаешь, к кому обратиться за помощью в случае чего.

— Засунь себе в задницу свой план Б.

Он усмехается.

— Когда я поставлю рекорд для тебя, Шилова выставят на улицу и он станет никем. Тогда ты наверняка перестанешь его бояться.

Рекорд для меня. Вау.

Тим вздыхает.

— Мне звонили из представительства «Мерседеса». Спрашивали, не хочу ли я пропустить эту гонку, но зато в следующем году появиться в официальной команде. Они в ужасе.

— Серьезно?! Звучит не слишком честно. Но ладно… А ты что?

— А я принципиальный. Ну и это уже дело чести. — Он вытягивается на кровати и закладывает руки за голову.

— Тогда иди тренируйся.

— Я хочу отдохнуть.

— Поклянись, что дело не во мне. Что ты правда устал и хочешь полежать.

— Конечно, не в тебе. Я бы все равно приехал сюда поспать, вне зависимости от твоего самочувствия. Уютно здесь, в этих немецких больницах, расположенных в ебенях.