Я смеюсь и толкаю Тима локтем. А потом укладываюсь на его груди и позволяю себе немного подремать. Наверное, смогла бы уснуть крепко и проспать до утра, если бы не услышала шаги по коридору. Громкие шаги.
Врачи передвигаются в резиновой обуви практически бесшумно. Значит, это посетитель. Через несколько секунд доносится приглушенный голос мамы.
— Анастасия Агаева не одна… Да, мы дали ей успокоительное… Сейчас, минуту, — отвечает медсестра на ломаном английском.
Она открывает дверь, а я закрываю глаза и изображаю глубокий сон.
Чудится знакомый запах духов, хотя это и невозможно — палата большая, а мама обычно душится в меру. Ее мягкий голос теплым ручейком бежит по коже.
— Это ее муж? — спрашивает она шепотом тоже на английском.
Я делаю усилие, чтобы не зажмуриться и не выдать себя.
Как грустно вышло: мама не знает мужчину, за которого я вышла замуж. Более того, мы с ней в разных командах.
Медсестра подтверждает, что муж, и просит зайти попозже. Пациентка, отдыхает после укола.
Судя по звукам, мама стоит в палате еще некоторое время. Вскоре нас с ней ждет непростой разговор. Она верит мужу, и, наверное, он неплохо о ней заботится — обеспечивает, возможно даже, по-своему, по-шиловски любит. Мама не в восторге, что я вступила в сражение с отчимом, что мой муж собирается лишить его работы, а я — дивидендов. Я ей все объясню, просто не сейчас.
Проходит несколько мучительных секунд, после чего медсестра наконец провожает гостью и плотно закрывает дверь.
Тим поворачивается на бок, спит он очень крепко. И правда устал. Я нежно обнимаю его со спины и засыпаю тоже, чувствуя себя в безопасности.
Как хорошо, что мы поженились и теперь в любой ситуации вместе. Ни окружающие, ни закон… никакая иная сила не сможет этому помешать.
Глава 43
Тим
У каждого рекорда своя цена. И каждый спортсмен должен сам решить, стоят ли желанные цифры на табло тех рисков и потерь, с которыми неизбежно придется столкнуться. Великие достижения не даются легко, удачи просто не существует.
Рекорд — это не только триумф, но и те жертвы, которые его сопровождают. Физические травмы, истощение, эмоциональная пустота и утраченные связи с близкими — вот плата, к которой спортсмен готов задолго до того, как сделает первый шаг к заветной цели.
Когда гаснут огни и стихает слава, что-то всегда остается. Раньше я думал, что самое главное — стать частью элитной группы великих гонщиков, достигших рубежа. Не понимал, зачем размениваться на что-то еще. Всю свою жизнь, с пяти лет, я шел к одной цели — навсегда вписать свое имя в историю.
Поэтому сейчас я слегка шокирован, что вечер накануне самой важной гонки в своей жизни трачу на… девушку.
Настя прогуливается по местной ярмарке, с детским восторгом оглядываясь по сторонам, словно каждый новый уголок ей интересен и приносит радость. Иногда она действительно похожа на ребенка — веселая, живая, искренняя в каждом своем движении. Рядом с ней и я начинаю видеть мир по-новому.
В двадцать мне казалось, что я слишком взрослый для веселья. А вот в двадцать пять внезапно понял, что никогда не пробовал такие простые вещи, как эти калачи с сахаром и корицей. И таких мелочей в жизни еще очень много.
Настя шею сворачивает, любуясь палаткой со сладостями.
— Моя мать умеет делать подобные штуки, — сообщаю я.
— Это называется «крендели». Они обалденно вкусные!
— Я не пробовал.
— Серьезно? Нет, правда?! Давай после гонки купим. Пожалуйста!
— Давай сейчас.
— Что?
Я тащу Настю к палатке.
— Только дашь мне откусить. Раз они такие вкусные. Давай попробуем, что тут еще есть. Мы будем все.
— А как же?..
— По фи-гу. Я хочу.
Ее глаза загораются.
Через час мы идем вдоль дороги, солнце клонится к закату. Настя доедает последний крендель, я тоже откусываю кусочек.
О предстоящей гонке молчим. Не обсуждаем трассу, риски, перспективы. И я вдруг думаю о том, что мы никогда не говорили о медовом месяце. Настя ни разу не возмутилась, что в ее жизни не было белого платья, гостей, торта. Хотя с этим мама обещала помочь, но опять же потом. Девчонки ведь мечтают обо всей этой ванильной ерунде?
Настя бодро шагает вперед, счастливая жует вкусняшку за евро. Она так быстро и незаметно влилась в мою жизнь, что у меня не было времени осознать, как много она делает для меня и моего успеха. Ее самой как будто не существует, есть лишь я — спортсмен, гонщик с тяжелым прошлым, мои проблемы, мои цели и желания. Есть я, я, я и только я. Даже в момент панической атаки Настя переживала лишь о том, что отвлекла меня от важного. Ее преданность делу поражает. Если я такой же, понятно, почему люди вокруг бесятся. А между тем, крендель оказался таким вкусным, а вечер классным — именно благодаря ей.
Дергаю Настю за руку и тяну на себя. Она врезается в мою грудь, улыбается.
— Ты чего, Агай?
— Соскучился.
— Да я же тут.
— Точно.
Я подхватываю ее под ягодицы и усаживаю на ограждение. Настя обнимает меня ногами, смотрит снизу вверх. Солнце освещает жухлую траву вдалеке, какой-то забор. И ее лицо.
— Такая красивая, — говорю я, убирая ее волосы за уши. — Самая красивая девочка на свете. Самая-самая.