Рекорд

— Я тебя люблю, — шепчет Настя.

Я целую ее в лоб, а потом в губы. По правде говоря, даже если завтра рекорда не будет, день не станет плохим. Мы просто перестроим план. Победа случится в другой раз, главное — живым остаться. От результата не будет зависеть ни настроение, ни даже жизнь. И слава богу.

Как важно найти своего человека. Как важно, оказывается, продолжать искать, даже если считаешь саму идею безнадежной.

***

Перед тем как отправиться спать, мы идем в гараж, чтобы сказать пару слов Мерсу. Это часть моего личного ритуала, я всегда засыпаю накануне гонки, поговорив с машиной и дав ей напутствие.

Здороваемся с охраной, минуем шатер, заходим. Я издалека вижу тусклый свет, будто от фонарика, и останавливаюсь.

Возле мерса маячит человек, хотя никого здесь быть не должно. В первую секунду мелькает мысль, что это кто-то из наших заглянул проверить боевую готовность машины перед стартом.

Но почему, мать его, в темноте?

Я включаю свет. Один короткий взгляд на парня у машины — и взрывает осознанием происходящего.

Настя вскрикивает, а у меня глаза кровью наливаются. Я холодею всем телом, мертвею, если хотите, потому что правда, сука, жестокая — пиздец.

— Твою мать, — раздается знакомый голос.

— Это кто, Тим? — шепчет Настя. — Рожа знакомая.

— Щенок Смолиных, — бросаю я презрительно, спецом громко.

Марсель слышит и ощетинивается — дикий и безбашенный, как бездомное животное. Понятия не имею, где Игорь его отыскал, из какой дыры вытащил, но Марсель ему служит верой и правдой. И сдохнет за него, видимо, если потребуется.

— Тим, я объясню, — говорит он.

Опустошение. Очередной виток разочарования. Какого тогда хрена Игорь Смолин прискакал после гонки на фестивале и кружился вокруг машины, как будто хотел помочь? Какого хрена братья Смолины мне руки свои тянули? Словно готовы переступить через конфликт и не дружить как прежде, — разумеется, как прежде не будет, я и сам не смогу, слишком много дров наломано, — но хотя бы честно соревноваться и адекватно общаться. Не я первый начал — они унижали меня, ущемляли, пытались стереть из автоспорта. Я полагал, что уже смирились и успокоились.

Сжимаю кулаки.

— Настен, звони нашим, скажи, щенок мог успеть что-то поломать перед гонкой. — Пульс бахает. Я рявкаю: — Руки от машины убрал! Марсель, блядь!

Тот поднимает ладони:

— Я не ломаю.

Злость скручивает внутри тугой черный узел.

Настя судорожно достает из сумки телефон, руки у нее панически дрожат. До меня будто волнами доходят ее мысли: машина повреждена, на ней можно убиться завтра. Она наверняка не хочет думать об этом, но думается. Я каждой клеткой впитываю ее боль от утраты меня и понимаю, что пережить это невозможно. Взрываюсь и взмахиваю руками.

Сука, ну почему опять?!

— А он мог навредить? — лепечет Настя не своим голосом. — Боже, боже мой.

— Камни в магазин моей матери он кидал. И гараж поджигал, да, Марсель? Было же? Я тебе, блядь, в прошлый раз ребра сломал, ты еще хочешь?

— «Охотники» тут ни при чем, — говорит он, безбожно картавя. — Я один момент хотел проверить. Честно.

Падла снова тянет руки к капоту, и у меня срывает крышу. Бросок вперед, я оттаскиваю его от тачки. Сопротивляется. Подрос с прошлой встречи. Швыряю в стену. Марсель, припечатавшись затылком, на мгновение закрывает глаза, но от удара уворачивается и нападает.

В эту секунду, как в каком-то гребаном кино, воздух пронзает крик Миры. Сестра выныривает из-за груды шин и орет:

— Прекратите! Прекратите немедленно! Тим, не бей его! Марсель, у него гонка завтра, прекрати!

— Да я пытаюсь! — вопит щенок.

— Блядь, что?! — Я резко оборачиваюсь.

Сестра держит в руках фонарик. В ее предательство поверить невозможно, скорее планета с орбиты сойдет. Что-то тут не то.

— Что ты здесь делаешь и почему зовешь его по имени?! Ты откуда его знаешь? Мира безбожно краснеет:

— Вообще-то, его Дима зовут, Марсель — это дурацкое прозвище.

Я вжимаю сучоныша в стену и поднимаю кулак.

— Я-то, блин, знаю, что это Дима Маслов, главный механик Смолиных. А ты, девочка моя, откуда в курсе?

Мира подскакивает и повисает у меня на плече.

— Парни бегут, — говорит Настя.

— Не бей его! — умоляет Мира. — Это я попросила посмотреть машину. Он мой друг!

— Кто?! — Отшвыриваю сопляка и поворачиваюсь к сестре. — Он… кто?!

Она сразу начинает рыдать, и я осекаю себя. Никогда с Мирой в таком тоне не разговаривал.

— Друг! — выкрикивает она. — Просто друг. Честное слово!

Я сверлю ее глазами.

— Тим… пожалуйста, — просит Настя.

Поворачиваюсь к щенку. Он ненамного меня младше, но всегда был какой-то болезненно-тощий, будто недоразвитый. Оцениваю внешний вид — за последние годы Марсель прилично изменился, окреп. Вырос, видимо. Я слышал, что он делает движки даже для японцев, юный гений, вся Азия к нему мотается за опытом. И хрен бы с ним, пусть делает. Вот только в этом гараже нет японцев.

Тут я и моя машина.

— Просто друг, — говорит Марсель.

Его левый глаз наливается кровью: один раз я успел-таки ударить.

— Пу-осто ду-уг, — передразниваю. Из-за замешательства, честное слово.

— Очень по-взрослому, — подкалывает Мира. — Я переживаю за тебя, Тим.