Реквием по Победе

На площадь из Спасских ворот, под встречный марш в исполнении оркестра, въехало два белых коня с всадниками – Жуковым и его адъютантом. Лицо маршала было суровым и сосредоточенным. С высоты своего Кумира он оглядывал сводные полки фронтов, которые ещё совсем недавно – буквально месяц назад, под его командованием шли в бой и брали штурмом целые города оккупированной Европы. Жуков был горд своей армией, но и собой тоже, хотя чувство и понимание того, что каждая награда, звенящая сейчас у него на груди, – река солдатской крови. Этого он не забывал никогда…

Навстречу «белым» всадникам ехал Рокоссовский со своим адъютантом. Он вынул палаш из ножен и упёр его обухом в плечо. Когда кони встретились в центре площади, маршал опустил клинок к правой ноге, тем самым отдавая воинское приветствие, а Жуков просто приложил руку к фуражке, салютуя в ответ.

– Товарищ Маршал Советского Союза, – докладывал Рокоссовский и в его словах чувствовался едва-заметный польский акцент, всё-таки происхождение давало о себе знать. – Войска действующей армии, Военно-Морского Флота и московского гарнизона для парада Победы построены! Командующий парадом Маршал Советского Союза Рокоссовский.

Он протянул Жукову строевую записку, которую достал из-за пазухи кителя. Тот принял её и поскакал далее – на объезд парадных расчётов. «Чёрные» всадники последовали за ним.

Маршалы со своими адъютантами объехали все фронтовые коробки, приветствуя их и поздравляя с Победой, и всякий раз по площади раздавалось всё то же «ура!», что за эти годы стало уже чем-то наподобие торжественной песни, которая была одинаково искренней, как у красноармейца, так и у генерала.

Когда все полки были поприветствованы, Жуков направился к мавзолею, подъехав к которому, спешился и направился на трибуну, чтобы произнести речь. Его слова буквально чеканили воздух. Кому-то они могли показать пафосными и излишне хвалебными в адрес партии и правительства, однако, они были искренними, пропитанными народной и солдатской любовью к вождю, которая проявлялась, хотя бы в том, что вся армия, стоявшая на площади в этот момент, полностью обратилась в слух. Ни у кого не было и мысли о том, чтобы даже что-либо шепнуть товарищу, пусть даже хорошее. Перед ними выступал тот самый легендарный маршал Победы. Пускай, многие – и солдаты, и офицеры, и даже генералы – побаивались его за крутой нрав, грубую манеру говорить и командовать – уважения к нему было больше, и это самое уважение перебивало страх, хотя, наверное, правильнее тут сказать, что оба эти чувства были в бойцах поровну.

Такого же нельзя было сказать о Рокоссовском, что всё ещё восседал на своём чёрном коне, окончательно промокнув под дождём, от чего его мундир сделался в цвет шерсти его Полюса, а по эмали и золоту наград стекали капли. Этого маршала в войсках больше любили, чем уважали. Солдаты его фронта посвящали ему песни и стихи, называя в сердцах Костей, что, конечно, могло кому-то показаться через-чур фамильярным по отношению к офицеру его уровня. Однако сам маршал если и знал об этом, то относился к подобным «шалостям» со своей светлой лёгкой улыбкой, в которой бойцы видели отеческую любовь.

Когда Жуков закончил речь по площади снова разнеслось троекратное «ура!», а оркестр заиграл гимн Советского Союза.

Все люди: и гражданские, и военные, и иностранцы, вдруг, встрепенулись и замерли в каком-то смиренном торжестве, что олицетворяла музыка этой торжественной песни.

Отзвучали фанфары. По площади снова разнёсся голос Рокоссовского:

– Парад, смирно! К торжественному маршу!

Командующие фронтами, знаменосцы, генералы выходили перед своими полками под звон наград и удары сапог о брусчатку.

– Побатальонно!

Солдаты из полка Почётного караула, выполнявшие роль линейных, чеканили шаг перед трибунами, занимая свои места.

– На двух линейных дистанции! Первый батальон прямо, остальные – напра-во!

Все парадные расчёты, кроме одного, резко и одновременно повернулись вправо, что сопровождалось громким эхом от сапог и металла.

– Шагом марш!

Заиграл оркестр. Рокоссовский со своим адъютантом ехал к мавзолею, а за ними уже начинали идти первые парадные расчёты.

Маршал и его помощник спешились и поднялись на трибуну.

Полки фронтов шли по площади, чеканя шаг. Каждое движение было отработано до автоматизма.

Командующие фронтами, их заместители и командующие армиями шли впереди своих полков, держа шашки пред собой. За ними двигалась одинокая фигура офицера со штандартом фронта в руках. Далее шёл уже сам полк: впереди – командиры дивизий, корпусов и бригад с шашками перед носом, две шеренги знаменосцев, тройка офицеров, в-основном, не ниже майора, а затем – основная коробка: в первой линии командиры батальонов, рот, взводов – с палашами на плече, а за ними – солдаты с винтовками наперевес, штыки которых глядели в шеи отцам-командирам. Одно неверное движение, и офицеров могло, как минимум, серьёзно покалечить. Однако оркестр играл безупречно, а военные, будучи в праздничном, хорошем настроении, которое не омрачал даже дождь, шли своим отточенным шагом, словно на прогулке.