Религия бешеных

— Казахстан чем характерен. Летом доходит до плюс пятидесяти четырех, зимой — до минус пятидесяти шести. В сорок градусов мороза у нас строевая проходила, в сорок градусов жары все в обморок падали… Я служил в РВСН — Ракетных войсках стратегического назначения. Ракетный узел связи — это яма метров двадцать. Первый раз туда спускаешься — чуть сознание не теряешь от перепада давления. И ходишь там — постоянно нагибаешься. Машинально. Я из армии скрюченный приехал… Городок тот — сплошь офицеры, прапорщики и их жены. В городке три тысячи человек. Все развлечения — показывают киношку в офицерском клубе. Неделю одну и ту же. И то если удается пробиться в пургу двести километров от Семипалатинска. А то один фильм идет месяца два. И в жизни не происходит больше ничего! Там люди с ума сходят, там весь город уже сто раз друг с другом переспал. Только чтобы не видеть всего этого, чтобы хоть чем-то себя занять! В нашей «яме» баб работало больше, чем мужиков. И в результате время от времени приходишь на какой-нибудь пост, там сидят две тетки. Реально закрывается дверь — и ты оттуда хрен выползешь!..

Я слушаю с легким недоумением, я упорно отказываюсь привыкать к этой его манере говорить, с кайфом мазохиста выдавливая наружу гной. И еще. Я уже давно заметила, что женщина для него — неприятная до легкой брезгливости, непонятная и не представляющая ценности животинка. Теперь начинаю понимать почему…

— Как-то на Новый год мы с Геной-капитаном прикончили две грелки спирта, поднимаемся из ямы, а там женщины наши смену сдали, домой собираются. Этот идиот вставляет в дверь стул и говорит: пока две не выйдут, одна — мне, другая — рядовому, вы никуда не пойдете. Тут же две нашлись… Гена выгоняет прапорщиков из их комнаты отдыха, вешает простыню между койками. Мне выдал Светку, а сам — с Тонькой. Они там ахают. Я лежу. «Ты чего, так ничего и не сделаешь?» А я ничего не могу, потому что ситуация дурацкая! Я потом как пойду за изнасилование!.. И тут она на меня обиделась. Всю оставшуюся службу мне отравила. Напрочь!..

…Он так искренне возмущается и восхищается ситуацией, что становится понятно. Что именно это для него — образец «бабы», напрочь лишенной такого естественного для него, мужчины, здравого смысла. Живущей, как животное… И в какой-то момент мне вдруг начинает казаться, что не жизнь в том покалеченном обществе сформировала это его свойство видеть все вывернутым наизнанку. Когда именно эта изнанка — единственная реальность, а не просто внешняя сторона. Похоже, события, которые с ним происходили, были для него просто очередным подтверждением его прочно укоренившихся, прямоугольных, как почтовый ящик, взглядов. «Дура, баба, деревяшка…» Родился он таким, что ли? Похоже на то…

— Мы с Лешкой пошли на станцию Джангистобе на предмет косорыловки. — Меня настораживает концентрация правильности в его глазах… — Смотрим, девку бьют. Лешка — здоровый, а я — очень злой. Мы ввязались, он бил ее братьев, я — папашу. В результате выяснилось: девочка вышла замуж, оказалось, что она не девственница. И ее обратно к родителям отослали. Я просто знаю, как это все будет дальше выглядеть. Она будет жить как максимум в конуре с собаками. В нашей округе было много таких случаев, когда бензином девки обливались, сжигали себя. Мы отобрали у родителей ее паспорт и описали ей дорогу в Дивеево…

…Странноватое продолжение, которое получает эта тема, лично для меня вдруг оказывается абсолютно закономерным. Видимо, в моей голове тоже уже сложился стереотип, согласно которому, если одной рукой он гладит, другой должен бить. С делано наивным выражением одутловатого лица: «А чё?..»

— Была такая Галя Абдурахманова, пришла на наш пост работать. Дело по лету было, мы смотались на антенну, через люк поднялись. И тут выясняю, что она девственница… «Е-мое, что ж ты раньше не сказала?» — «А что, не стал бы?..» А перед этим она работала с передатчиком. И я подумал, что она его выключила. Для меня это само собой разумеется: отключить после работы. Я не рассчитал, что она молодая, могла действительно забыть хлопнуть по этой клавише… В результате канально-технический контроль перехватывает запись нашего передатчика. Там охи, вздохи, потом: «Леш, ну скажи, что ты меня любишь…» — «А на фига?..» А Леша я там был один… И увольнялся я соответственно. «Тебя полковник Абдурахманов ищет…» А я стою уже на плацу, с мешками. И по степи широкой бегом до ближайшей станции. Ничего, ушел… Вот такая вот пирожня!

Глаза его блестят, меня страшно коробит от этих его гаденьких словечек. Верный признак, что алкоголь его зацепил: он вдруг без перехода начинает злиться.