Религия бешеных

«22 июня 2004 года в 12:00 без объявления войны национал-большевики напали на территорию Германии — торгпредство в Москве». Цепями и людьми, приковавшими себя наручниками, были заблокированы все двери в холле и подходы к зданию. Далее семеро «рабочих-озеленителей» в спецовках и с раскладной лестницей «10-метрового калибра» штурмовали балкон 3-го этажа. Охраннику объявили: «У нас ученья!» Оккупированные немцы радостно помогали штурмующим приковаться наручниками к перилам. Дальше — нацболы заблокировали балконные двери, развернули растяжку: «Не забудем, не простим», достали флаги… Блицкриг. Как обычно…

В ночь на 22 июня боевики напали на Ингушетию.

Это была не террористическая вылазка. Это была хорошо спланированная войсковая операция. Вечером 21 июня боевики захватили блокпосты на въездах в Назрань, блокировали федеральную трассу «Кавказ». Началась осада здания МВД Ингушетии и общежития ФСБ, потом штурмовали местное СИЗО, горотдел УВД, здание прокуратуры, казармы 137-го погранотряда, склады с оружием и боеприпасами. Еще были заняты станицы Слепцовская и Орджоникидзевская. На захваченных КПП боевики, переодетые в милицейскую форму, останавливали автомобили и проверяли документы водителей и пассажиров. Тех, кто предъявлял корочки МВД и ФСБ (а в это время сотрудников спецслужб как раз уже подняли по тревоге), расстреливали на месте. Также «работали» по конкретным адресам, расстреливая высокопоставленных сотрудников республиканских органов власти. Всего в ходе нападения погибло около 100 человек, из них 70 — сотрудники правоохранительных органов, спецслужб и прокуратуры, еще около десятка — высокопоставленные гражданские чиновники. Полномасштабная карательная операция… В это самое время главнокомандующий с министром обороны устроили на Дальнем Востоке показные военные антитеррористические учения под общим названием «Мобильность-2004»…

…Нацболы на нашей квартире в Люблине кидали холодные заинтересованные взгляды на пространно разглагольствующий телевизор. Реакция без вариантов была только одна:

— Как же четко они сработали… Это надо… — едва обозначенными фразами с губ слетали слова почтения чужому профессионализму и мастерству. И опять этот ледяной взгляд, но мысли уже о чем-то своем. Как будто где-то глубоко внутри собственных черепных коробок они непрерывно продолжали просчитывать какие-то очень законспирированные ходы.

Не знаю, за чем было интереснее наблюдать: за событиями в телевизоре или за людьми, которые этот телевизор смотрели. Я теперь знаю, как выглядит полное отсутствие сострадания… Ведь людей же убивали. Но я заглядывала в лица тех, кто был со мной, и понимала: не-а, с их точки зрения — вообще не людей… Абсолютно отрезвляющее зрелище, способное развеять как дым остатки иллюзий и сомнений: здесь все уже очень серьезно. Эти люди перестали играть в игрушки уже очень давно.

Через два дня показали подробный репортаж о больших учениях тюремных карательных отрядов ГУИН и ОМОН. Демонстративно отрабатывавших действия при подавлении бунта заключенных. Наряженных зэками людей, заломав и сложив пополам, головой до земли, пачками лихо таскали по тюремному двору. Репортаж был чуть ли не из Владимирского централа. Здесь однозначно было интереснее наблюдать за Соловьем…

— Н-да… — констатировала я общий настрой тех тревожно-невесомых летних дней. — Легкая невыносимость бытия и… мать ее… эсхатология…

Сдали

Это не Москва. Это… колхоз какой-то!..

Я приехала на стрелу со своими, и за спиной вдруг раздалось:

— Рысь, а что ты здесь делаешь?!

…А что здесь делаешь ТЫ?!

Этот ангельский голосок с тембром и интонациями работающей с перегрузками циркулярной пилы задолбал меня еще в Бункере, зимой. Как же я ненавижу баб… Вот какой черт ее именно сейчас сюда принес?

— Дело есть…

— Знакомая? — спросил один из соратников. Мы стояли на платформе метро «Шоссе Энтузиастов». — Это вы ее к нам сагитировали?

— Встречались… И добралась сюда она сама.

Почему я никому ее не сдала? Не сказала, откуда ее знаю? Пусть разбирается, как знает. По ее разговорам я поняла, что она побывала уже везде. В порядке ознакомления. Почему она слила меня всем и вся? «Таких надо душить в зародыше…»

— Рысь, а мне тебя сдали, — вместо приветствия вскоре заявил Тишин. — А что ты там делала?

— Дела были… — Что, уже на расстрел?.. — Непомнящий просил достать ему значок. Давно просил, еще полгода назад, на концерте…

И как они меня потом столько времени терпели?..

— …Пусть сначала из НБП выйдет! — услышала я, в свою очередь, в штабе на шоссе Энтузиастов.

Пришлось отрезать:

— Находиться я могу где угодно. Состою я здесь. Взглядов своих не скрываю. Я все жду, когда «там» начнут меня расстреливать…

— Ну, расскажи, а как там? — насел на меня Тишин.