Субъективисты были неправы, противопоставляя героев толпе, идеи–силы — стихиям. Но ошибку их исправить было не так трудно. Как ни как, а человек сам мастер своей истории, говорили субъективисты. И это верно. Но свою историю человек творит в борьбе с природой, во первых, слепо, бессознательно — во вторых, разбитый на враждебные нации, классы и т. д. — в третьих. Конечно, социальный процесс становится все более сознательным, но еще очень далек от того, чтобы сознание приобрело в нем не то что решающую, а хотя бы очень влиятельную роль. И так это будет вплоть до уничтожения классов. Даже в пролетарской борьбе сознание играет скромную роль акушерки при родах, — облегчает то, что совершается помимо неё, чего в существенном изменить невозможно. Марксизм предвидит эпоху торжества разумности, но для капиталистического общества устанавливает несомненную зависимость человека от объективных законов экономического развития, к счастью ведущего к дверям новой жизни, царства свободы.
В борьбе, формы которой продиктованы жизнью, люди создают себе идеалы, являющиеся отражением их социального положения в обществе не ими определенном, по стихийно навязанном им всем прошлым. Эти идеалы выражают чаяния народов, групп и классов, их корень — социальное положение их носителей, — общественные недуги, которыми они страдают. Но классы могут занимать в обществе различное положение. Они могут быть прогрессивными и застойными, т. е. интересы их могут совпадать или не совпадать с
Такой класс, т. к. будущее за него, не заинтересован в самообманах и обмане других, он смеет глядеть прямо в лицо действительности, поэтому идеал его будет наиболее
Читатель видит уже здесь несравненную гармонию научного социализма; как наука и как идеал он из одного куска. Социалистический идеал и социалистическая наука подпирают друг друга как две половины великолепной арки.
Г. Бердяев пренебрег этим путем. Он не захотел перевести «субъективный» язык идеалов на объективный язык фактов. Его метафизическая объективность много горше эклектической субъективности народников. Она была водой на мельницу тех, кто стремился разорвать марксизм, выделить из него идеал, отослав его на небеса, и для земли оставить ползучий реализм реформизма.
В целом ряде статей, вошедших потом в сборник «Этюды полемические и критические», пишущий эти строки боролся с подобной тенденцией. Но в них удавалось лишь мимоходом давать положительное. Между тем идеалистическая ересь, постепенно окончательно удалившая от марксизма его прежних защитников, её относительный успех, смущение, в которое она привела многих, — яснее прежнего доказали автору необходимость раскрыть в специальной работе великие идеальные сокровища, скрытые в марксизме, сокровища, перед которыми бледнеют все энтузиастические и высоконаучные измышления идеалистов. Измышления эти в сущности сплошь раскопки метафизических и религиозных могил. Между тем научный социализм включил в себя все живое и прекрасное, что одухотворяло тревожимых ими мертвецов.
Таким образом важность и своевременность задуманной «Эстетики, как науки об оценках» росла в глазах автора. Но её важнейшей частью одновременно и предварительной и венчающей, естественно является философская история религии, включая сюда великие религиозно–философские системы нового времени и самый научный социализм.