Религиозная память крестьянства в XX–XXI веках в селах Черноземья России

«Мой папа, Царство ему небесное, был инвалидом Гражданской войны. И надо же кормить семью. Он пошел звонарем работать в ту церковь белую, вот что стоит церковь сейчас (респондент говорит об Успенской церкви села Большая Халань, по документам ГАКО считающейся бездействующей с 1933 г. и закрытой в 1938 г.[80] – Т. П.). Там сторожка была, мы там жили. Мне было лет семь тогда. Я с папой несколько раз лазила на звонницу. Колокольня высокая-высокая, лестница, там внутри замурованная была большая-большая. По лестнице той мы поднимались высоко от земли. Звонница большая была, окно большое с решеткой, видно, как днем, но холодно. И летом, но там было очень холодно. Висели там звоны (колокола. – Т. П.), один большой колокол, второй чуть поменьше, третий еще меньше, а четвертый совсем маленький. Звонил покойный папа. Если зима и метели, раньше были зимы лютые, снежные, папа звонил три дня, потому что белым-белом, чтобы люди не заблудились и могли доехать до села. Звонил, когда умирает человек, если взрослый умрет, звонил в большой, не в самый большой, а тот, что поменьше. Если ребенок умрет – звонил в меньший колокол. В праздник Рождества папа звонил сразу в три колокола, было хоть танцуй под этот звон. А когда печаль в селе – только в один колокол звонил. Когда же в церковь собирались люди, тогда тоже звонили. Во все колокола звонил при торжестве, на свадьбу, например. Тогда по три дня свадьба была. Первый день несут невесте ее подружки одежду, посуду, завтрак отнесут невесте. Второй день, третий день гуляют, по улице идут, рядятся в разные костюмы, кто что придумал. Очень хорошо, весело, по три дня гуляли. На ночь папа закрывал на ключ колокольню, чтобы хулиганы какие-то не позвонили в колокола. А ночью тогда звонили, когда пожар… Тогда звонил папа в один колокол…» (Прох., Ж, 1922).

События в рамках программы разрушения церквей респонденты I поколения помнили достаточно ярко.

«Я была девчонкой, колокола снимали, а мы бегали там. Сказали, уйдите, дети, сейчас колокол будет лететь, и как брязгнул колокол… Закрыли у нас церковь. Люди волновались и плакали, зачем наше счастье закрываете. А потом в здание церкви стали зерно складывать…» (церковь закрыта в 1935 г.[81]) (Ракит., Ж, 1923).

«Церковь в селе до войны была. Там были колокола. Звон был. Их когда снимали – разбивали молотом. А маленькие не трогали. Колокольню подожгли, она упала. Я в школу пошла, а колокола уже побили. Кузницу в здании церкви сделали. Топить нечем было, люди брали пол в церкви, чтобы им топить, все кресты снимали топить» (Прох., Ж, 1926).