Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие

Вне зоны контактов христианских и языческих воззрений на смерть оставались представления архетипического плана, которые условно можно считать «языческими», но которые, по-видимому, в качестве таковых не осознавались. Это общие мировые представления о кругообороте жизненных сил, об опасности умерших для живых, о близости похоронных и свадебных обрядов, как обрядов перехода человека в новое состояние[666]. Представления о рождении и смерти изначально были связаны воедино; эта связь в рудиментарных формах сохранилась в обрядах и фольклоре разных народов мира. По мнению В. И. Ереминой, начальным моментом в историческом развитии семейного ритуала следует, очевидно, считать общую психологическую базу (универсальное представление) – «через смерть к новому рождению», возникшую на ранних стадиях развития человеческого общества и ставшую «теоретической» основой семейного обрядового цикла[667]. Погребение было, в первую очередь, делом семьи умершего, обязанностью его ближайших родственников. И поэтому формирование похоронно-поминальной обрядности христианского типа в народной культуре стоит рассматривать как этап развития семейной обрядности[668].

Представлениями о том, что душа известное время не покидает землю, находится поблизости от покойника, все видит и все слышит, и не успокоится, если не будет исполнено все, предписанное ритуалом, во многом объясняется устойчивость погребальной обрядности, ее консерватизм и большая сохранность архаики в сравнении с другими видами обрядности[669]. Напрямую это отражалось, в частности, в функциональной направленности погребальной одежды, которая являлась знаком пройденного жизненного пути и одновременно должна была обеспечить «естественное» продолжение жизни в загробном мире. Археологические данные подтверждают адекватность древнерусской погребальной одежды носимой при жизни и ее зависимость от социально-возрастного положения человека[670].

В последнее время благодаря исследованиям Н. А. Макарова и А. Е. Мусина получила свое решение проблема религиоведческой интерпретации предметов личного благочестия (крестики, образки и т. п.) в захоронениях раннесредневековой Руси. Еще в XIX в. некоторые ученые приписывали этим находкам значения языческих оберегов, которые использовались без понимания их собственно христианского духовного содержания. Однако последовательный источниковедческий анализ соответствующих материалов показал, что появление этих предметов в погребениях является показателем христианизации[671]. Относительно недавно было пересмотрено и распространенное в научной литературе представление об обязательности захоронения умершего христианина в раннесредневековой Руси с нательным крестом. Тщательные изыскания по этой теме (на материале городских некрополей), осуществленные Т. Д. Пановой, показали, что в действительности складывание такой традиции относится только к концу XVI – началу XVII вв.[672] В домонгольской Руси с нательным крестом хоронили крайне редко. Очень редки находки погребений с крестами в период XIV–XV вв. Только со второй половины XVI столетия применение крестов как детали обряда становится более частым. В этот период уже до трети захоронений сопровождаются крестами и этим явлением охвачена значительная территория. Окончательное закрепление традиции погребать умершего с нательным крестом происходит только в XVIII в.[673]

Практика повседневного ношения нательного креста в домонгольской Руси существовала. Она зафиксирована и в ряде письменных источников, включая берестяные грамоты. Однако эта практика не была массовой. Обязательность ношения креста православным христианином устанавливается только в XVII в. Поэтому, по верному замечанию А. Е. Мусина, конкретному историческому объяснению подлежат находки предметов личного благочестия (кресты, иконки и др.) в погребениях древнерусской эпохи, а не отсутствие таковых[674].

Н. А. Макаров указал на закономерность, характерную практически для всей территории Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Кресты и образки в погребениях отражают начальный этап приобщения к христианству местного населения, демонстрировавшего свой переход к новой религии внешними атрибутами. «По-видимому, на Руси никогда… не существовало специальных правил, предписывавших погребать христиан с предметами христианского культа. <.…> По мере того, как правила православного обряда прочнее укоренялись и на смену новообращенным приходили следующие поколения христиан, необходимость внешней демонстрации крещения отпала и кресты и образки в погребениях становились излишним элементом»[675].