Религиозные мотивы в русской поэзии

Но вместе с тем Некрасов был трудолюбивым и точным бытоописателем, в силу чего, развертывая перед читателем широкую панораму русского народного типажа, он не мог пройти мимо чисто народных носителей христианской идеи. Показал он их в стихотворениях «Тишина», «Несчастные», «Крестьянские богомолки» вскользь, урывками, но верно и точно. Живописный, чрезвычайно характерный для русского крестьянства «Влас», несмотря на тенденциозно примешанные туда Некрасовым «гражданские» мотивы (стяжательство, мироедство и раскаяние в этих грехах), даст знакомый читателю, правдивый и характерный для России образ.

Владимир Соловьев сурово осудил Некрасова, как с религиозной, так и с национальной точек зрения:

Когда же сам разбит, разочарован,
Тоскуя, вспомнил он святую красоту —
Бессильный дух к земной пыли прикован,
Напрасно призывал нетленную мечту…
…Не поднялись коснеющие руки
И бледный призрак тихо отлетел…[84]

В этих строках Владимир Соловьев, так же как и мы, признает загадочность, неясность для нас подлинного душевного мира Н.А. Некрасова, плотно укрытого им служением кумиру дней и златому тельцу. Но одно из стихотворений «поэта-гражданина» проливает немного света в темную область его духа. Вернувшись из заграничной поездки, Некрасов был столь потрясен встречей с родиной, что с его уст сорвалось даже нечто вроде молитвы; его ритмы приблизились к строю арфы Давида.

Всё рожь кругом, как степь живая
Ни замков, ни морей, ни гор.
Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор…
Храм Божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул.
Лови минуту умиленья,
Войди с открытой головой!
Я внял, я детски умилился
И долго я рыдал и бился
О плиты старые челом,
Чтобы простил, чтоб заступился,
Чтоб осенил меня крестом
Бог угнетенных, Бог скорбящих,
Бог поколений, предстоящих
Пред этим скудным алтарем[85]

.

Внял ли Всемилостивый покаянной молитве этой заблудшейся души – недоступная нам тайна.

Света не угасите! (Соловьев, Мережковский, В. Иванов)

Смрадная, липкая муть духовного застоя, беспросветность безверия, упадок, почти паралич творческих сил царили в разложенном материализмом и нигилизмом русском обществе в конце XIX века, и вдруг, как блистательный метеор, как сноп ярких, светоносных лучей ворвался в эти сумерки голос поэта, философа и богослова Владимира Сергеевича Соловьева[86].

Иммануэль

Во тьму веков та ночь уж отступила.Когда устав от злобы и тревог
Земля в объятьях неба опочила,
И в тишине родился С-нами-Бог.

И многое уж невозможно ныне:

Цари на небо больше не глядят
И пастыри не слушают в пустыне,
Как ангелы про Бога говорят.

Но вечное, что в эту ночь открылось,

Несокрушимо временем оно
И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное под яслями давно.

Да! С нами Бог – не там в шатре лазурном,

Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне и не в дыханье бурном
И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь, – средь суеты случайной,

В потоке мутном жизненных тревог.
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!

И еще на ту же тему: