Религиозные мотивы в русской поэзии

Что освещало их внутренний творческий путь? Кто звал их к струнам арфы? Маяковский ли, пытавшийся с несомненно большой талантливостью зарифмовать тезисы так называемого диалектического материализма, или безвременно погибший, писавший так, как поют славу Господу лесные птицы, Сергей Есенин? И сколько близких, подобных им, но не смеющих коснуться перстами арфы Давида, подспудно томится в беспределах подъяремной, попранной дьяволом, но всё же… Святой Руси?

Вифлеемская звезда (Кленовский, Пастернак)

Только те поэты, чье творчество неразрывно связано с мышлением, чаяниями и всем психическим строем современных им поколений, могут надеяться на то, что их слово, их призывы и их веления не угаснут вместе со смертью их тела, но будут жить в сердцах их потомков. Труден, тяжел и тернист творческий путь таких поэтов. Им предназначено улавливать в сердцах людей неясные, едва лишь ощутимые звучания, которые порой непонятны даже их носителям, но осознаются ими в дальнейшем уже со слов поэта. Поэт же обязан услышать эти звучания, понять их направленность, отлить их в стройную форму и возвестить мощным колокольным звоном своего творческого дара. Именно таким глашатаем духовных тайн вступившего в жизнь после революции поколения русских людей является Дмитрий Кленовский. Поэтому в этой главе мы снова вернемся к нему. Как только он смог вырваться из тьмы, окутавшей его родину, как только он смог запеть во весь голос, он запел гимн Творцу, любовь и устремление к которому переполняло его душу.

Звездным небом и моей душою
Ты твердишь, что существуешь Ты,

воскликнул он.

Как слепой ребенок от рожденья,
Материнского не знав лица,
Все-таки запомнил шепот, пенье,
Бережной руки прикосновенье,
Теплоту и нежность без конца.
Так и я, Тебя не видя, знаю;
Разуму земному вопреки,
Я Твое дыханье ощущаю,
Песню слышу, шепот понимаю,
Чувствую тепло Твоей руки.

Из этого, не внушенного извне, но рожденного в его душе, вместе с нею, богопонимания и богоощущения Дмитрия Кленовского вытекает и направленность всего его творчества, его «символ веры» поэта, определение своего назначения, своих прав и обязанностей по отношению к человеку – к современнику и к потомку.

Поэту наших сумрачных дней он приказывает устремляться в высь, к сияющему небу, к звездной ризе Господней и черпать там, только там, силу, оживляющую и укрепляющую его слово, – глагол миров.

Гляди всё выше ты
Читай без слов
По небу вышитый
Глагол миров!
Пусть сила грозная
Ломает дверь,
На небо звездное
Смотри и верь!

Прочтенные на небесной скрижали Господа глаголы поэт обязан донести до людей и щедрой рукою разметать их искры по обнищавшей духом земле, ибо он умудрен, он знает то, что лишь смутно ощущают, чего лишь жаждут другие.

…Обретенным знанием своим
Делиться должен каждый в мире сущий,
И наша очередь теперь другим
Дать обещанье радости грядущей.
И мы слагаем песни и, таясь,
Бредем от человека к человеку
Сквозь темноту, и боль, и кровь, и грязь —
Рапсодами трагического века.

Ощущение себя таким рапсодом, обязанным нести Господне обетование «от человека к человеку», определяет творчество поэта, как деяние апостольское, и своим святым предтечам на этом пути Д. Кленовский посвящает пламенно трогательные строки.

Они – свидетели. Они видали.
Пред взором их в те дивные года
Калеки шли и мертвецы вставали,
Сиял Фавор, вином цвела вода.
И потому их слово непреложно,
И углем жжет их вдохновенный взгляд,
И даже невозможное возможно,
Когда они об этом говорят.
Они не лгут! И наше утешенье —
Глоток тепла среди житейских стуж —
Поверить в их высокое волненье
Свидетельство их потрясенных душ!
Дойти! Сказать Поведать всей вселенной,
Всему, что просит, ищет и зовет,
Живую повесть истины нетленной,
Предвозвестить Благоприятный Год!