Рельсовая война. Спецназ 43-го года

– Далековато. Хоть в инструкции и написано, что прицельная дальность «дегтярёва» полтора километра, но к одиночной цели надо метров на триста подобраться. А лучше – на двести пятьдесят. У «МГ-42» оптический прицел, промахнусь – он весь мой расчёт издырявит.

– Займёшь позицию для стрельбы вместе со мной. Вася Балакин, дай твою винтовку.

– Не годится командиру под пули лезть, – запротестовал Валентин Глушков.

– Ну не тебя же посылать! Кто мину будет устанавливать на дрезине?

Разделились на три части. Лейтенант Глушков с двумя сапёрами и проводником Балакиным остались на месте со всем запасом взрывчатки. Мальцев и Шамшин осторожно ползли вперёд. Остальная группа обходила пост с фланга.

Мальцев, приостановившись возле кустов, осмотрел ровное поле, которое отделяло их от поста.

– Отсюда стрелять придётся, – сказал лейтенант. – Ближе не сумеем подобраться. Триста метров. Выждем минут десяток, пока основная группа во фланг выйдет, и ударим.

Родион Шамшин тщательно подвёл прицел. В лагере, где он сидел, на вышке у ворот был установлен «МГ-42». В сорок втором году таких скорострельных «машингеверов» было ещё мало. Обер-ефрейтор иногда развлекался, подкарауливая какого-нибудь доходягу, приблизившегося к колючей проволоке.

Женщины, разыскивающие в лагерях своих мужей, бросали сюда куски хлеба, картошку, даже сало. Охранники кидали для приманки пустые консервные банки или окурки. Если в банку из-под тушёнки налить кипятку и хорошо помешать ложкой, получается почти мясной бульон. Да ещё если хлеба накрошить!

Иногда охранники разрешали подобрать кусок или пустую банку, окурки сигарет. Но нередко это превращалось в жуткую игру. И главную роль исполнял обер-ефрейтор с «пилой Гитлера». Он давал очередь по ногам. Рычащий звук «МГ-42», выпускавшего двадцать пуль в секунду, ни с чем не перепутаешь.

Короткая очередь – и следом отчаянный крик. Пули дробили и выбивали осколки костей. Человек пытался уползти прочь, волоча перебитые ниже колен ноги. Иногда болевой шок не давал возможности двигаться, и пленный истекал кровью, прося помощи. Все, кого подсекала «гитлеровская пила» в умелых руках обер-ефрейтора, через какое-то время умирали.

Однажды Родиона заставили таскать песок и засыпать лужу крови. Он был уверен, что живым не уйдёт. Но обер-ефрейтор лишь пугнул русского доходягу короткой очередью. Шамшин шарахнулся прочь, споткнулся и упал, ожидая, что его добьют. Немец засмеялся и назидательно сказал:

– Нельзя быть таким трусливым. Поэтому вы и проиграли войну. Постирай свои штаны!

И бросил Родиону сигарету. Нет, сержант Шамшин не обмочился со страху. Но запомнил навсегда, как лежал под пулемётом, а перед глазами промелькнула вся жизнь.

Сейчас он собирался поквитаться с немцами, терпеливо ожидая сигнала Николая Мальцева.

– Оба стреляем в пулемётчика, – шепнул лейтенант. – А дальше как получится. Но к пулемёту никого подпускать нельзя.

Да, снайпер Василь Грицевич очень бы пригодился. Николай отсчитывал минуты. Мимо с грохотом прошёл эшелон, с поста ему помахали руками, что-то весело выкрикивая. Когда последний вагон исчез вдалеке, лейтенант негромко скомандовал:

– Огонь!

Короткая пристрелочная очередь «дегтярёва» и пуля «трёхлинейки» прошли рядом с пулеметчиком. Одна из пуль звякнула о металл и отрикошетила в небо. Родион снова нажал на спуск. Немец тоже, как и тот в лагере, был в звании обер-ефрейтора и своим оружием владел умело. Ствол развернулся в сторону вспышек, а ефрейтор припал к прицелу.

Поздно! Сделал второй выстрел Николай Мальцев. Пулемётчик сползал вниз, продолжая сжимать рукоятку «машингевера». Трое немцев на какие-то секунды растерялись. Шамшин посылал очереди по 5–7 патронов. Опустошил обойму винтовки лейтенант Мальцев.

Но расстояние было слишком велико. Возможно, кто-то из охранников был ранен. Но двое уже открыли ответный огонь из карабинов, а унтер-офицер, старший поста, пригнувшись, бежал к дрезине. У Родиона кончился диск, и унтер сумел добраться до «МГ-42». Пуля, выпущенная Мальцевым, рванула штанину, зацепив ногу, но это уже не мешало унтер-офицеру дать длинную очередь.

Она прошла над головами настолько густо, что часть кустов срезало, как косой. Отдельные выстрелы сливались в рычанье. Унтер засёк русских диверсантов и не давал поднять им головы. Родион, вставив новый диск, дал ответную очередь. Трасса «машингевера» уткнулась в землю, брызнули комья чернозёма, сильный удар выбил «дегтярёв» из рук сержанта.

Левая рука словно онемела, но Родион перехватил пулемёт правой. Пули перебили одну сошку и вспороли кожух охлаждения. Лишённый упора «дегтярёв» потерял прицельность, а одна рука не могла его удержать.

– Давай мне, – отодвинул Родиона Мальцев. – Рука не пробита?

– Нет. Ударило сильно, отойдёт…

Пулемёт в руках лейтенанта посылал очереди более точно, но «МГ-42» с оптическим прицелом снова накрыл обоих бойцов очередью трассирующих и разрывных пуль. Несколько мелких осколков обожгли Николаю лицо. Затвор «дегтярёва» заклинило.