Когда ты не знаешь, то тебе легче.
Два дня назад я почти ничего не знала.
Кроме одного: может быть, он хочет меня убить.
А сейчас я знаю больше, намного больше.
Подглядывающая, вынюхивающая, выискивающая.
Пытающаяся узнать правду.
А это — самое мерзкое, что может быть на свете.
Узнанная правда выела из меня внутренности.
У меня больше нет сердца, от меня осталась лишь одна оболочка.
Что–то в коже.
Сноп сухой соломы, который любой может поджечь, стоит только поднести зажигалку или чиркнуть спичкой.
И я заполыхаю, а потом рухну на землю и мои останки будут догорать.
Надеюсь, что не долго.
Хотя это больно, это очень больно и мне не выдержать.
Я буду кричать, я буду просить помощи.
Чтобы меня спасли, чтобы я осталась жить.
Мы уже подъезжаем, уже видна вывеска.
Хамелеон опять перекрасился, теперь он точь–в–точь мой муж.
Он даже не переоделся, воротник рубашки уже потерял утреннюю свежесть.
И лицо усталое, он так и объяснил — был тяжелый день.
И пахнет он так же, как утром, хотя мог успеть принять душ, переодеться и взбрызнуть себя чем–то другим.
Более вечерним.
Но он не успевал.
Я сделала вид, что поверила.
Я сегодня весь день делаю вид.
И весь оставшийся вечер мне придется заниматься тем же.
И я не буду пить.
Подглядывающая не может пить, как не могут этого ни подслушивающая, ни вынюхивающая.
Шофер тормозит, он расплачивается и мы выходим.
Я кутаюсь в плащ — слишком порывистый холодный ветер, хотя снег давно перестал идти, дождя тоже нет и видно, как сквозь большую прореху в самом центре затянутого тучами неба жизнерадостно льется желтый свет еще не совсем полной луны.
У входа в ресторан странный затор, я присматриваюсь и вижу, что это высокая женщина с рыжими волосами вкатывает в холл укутанного в пальто человека, сидящего в элегантном кресле–каталке с поблескивающими то ли в отсветах лунного света, то ли просто — в свете уютно горящей в темноте ресторанной вывески, никелированными спицами на колесах.
Майя вкатывает в холл моего отца.
Я ничуть не сомневаюсь, что это именно они!
— Идем! — говорит мне муж, придерживая тяжелую входную дверь.
20
Меню в джазовом ресторанчике. Джазовое меню. Меню, полное джаза. Смешные мужчины, склонившиеся над столом. Они священнодействуют. Уже давно — минут десять, а то и пятнадцать. Когда мы вошли, то холл был пуст. Я посмотрела на себя в зеркало. Спина высокой женщины удалялась вглубь зала. За мной: я смотрела на себя и видела, как за моей спиной удаляется другая спина. Спина к спине. Спиной к спине. Я — пониже, она — повыше. И я вдруг перестала бояться. Мне стало смешно. Смешно и легко. Я была готова подпрыгнуть и полететь. Над столиками, над стульями, над накрахмаленными салфетками и чистыми приборами. И приборами грязными. Над ними я тоже могла пролететь, паря под потолком, невидимая женщина, женщина без крыльев. Летящая без крыльев, просто летящая, парящая, женщина в воздухе, женщина из воздуха.
— Что с тобой? — спросил он.
Я улыбнулась, мне не хотелось ничего говорить.
Что–то должно было произойти. Я это знала, я это чувствовала.
Иначе он бы не повез меня ужинать.
И знакомить.
Вот за тем столиком это произойдет — в дальнем углу, он стоит чуть на отшибе, за фонтаном.
Тем самым фонтаном, струи которого падают в бассейн, в котором плавают разноцветные рыбки.
Тот самый бассейн, в который рухнула подвыпившая дамочка в Новый год.
Прошлый Новый год, если меня не убьют, то я доживу до будущего.
Он пропускает меня вперед, я вхожу в зал.
Я знаю, куда идти.
Он не знает, что я это знаю.
Он думает, что я в полном неведении, в неизвестности. Что я просто тупая простофиля.
Но я знаю, что идти надо в тот дальний угол, где у столика сидят мужчина в кресле–каталке, а рядом с ним высокая рыжеволосая женщина в вечернем платье с длинными рукавами и глухим воротом, закрывающим шею.
Дома она ходит в свитере. В ресторан надела платье с глухим воротом. Я иду прямо к этому столику. Он идет за мной. Он ничего не спрашивает, он просто удивляется тому, что я иду так уверенно. Надо остановиться и посмотреть по сторонам. Поозираться. Поглядеть. Позырить. Я останавливаюсь и начинаю тупо оглядываться. Я делаю вид, что не знаю, куда мне идти дальше. Пустых столиков много, намного больше, чем занятых. Если бы моя воля, то я бы села у фонтана, хотя иногда на тебя попадают капли воды. Но это бывает даже приятно. И смешно. Они попадают на тебя и щекочут. И ты смеешься. Мне понравился этот ресторанчик еще в тот раз. Тут уютно и хорошая музыка. И вкусно готовят. Хотя еда — это по их части. По мужской. Это они выбирают еду, это они ее заказывают. А когда предлагают выбрать тебе, то начинают советовать. Им кажется, что ты не понимаешь. Не разбираешься. Что ты тупа и глупа, в этом их главная беда — они нас недооценивают.
Страх, ярость, гнев, раздражение.
Все это осталось за входными дверями.
Я чувствую кураж, мне хватило один раз посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять — я сегодня красива.
Не просто хорошо выгляжу, а именно красива.
У меня блестят глаза и у меня влажные губы.
Ярко накрашенные и все равно влажные.
Губы, которые могут целовать.
И делать еще разные вещи.