Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Если, конечно, захотят.

— Сюда, — говорит он и показывает мне на тот самый угловой столик.

— Это твои друзья? — невинно спрашиваю я.

— Да, — отвечает он как–то глухо и может быть даже стеснительно, — сейчас я вас познакомлю.

Вас. То есть, нас. Меня и их, хотя можно и не знакомить. По крайней мере, с мужчиной. Я знаю, как его зовут и я знаю то, что — вполне возможно — он мой отец. И что у него нетрадиционная ориентация. Мне нравится эта фраза, она какая–то правильная и корректная. Она звучит лучше, чем, к примеру, он — гомосексуалист. Или: он — гей. Это уж совсем глупо. Гей. Как–то обидно и поверхностно. Если бы я была геем и мне сказали, что я — гей, то я бы обиделась. А вот «нетрадиционная ориентация» — это звучит. Еще можно сказать — «другая», другая ориентация. Не то, чтобы правильная или неправильная, а просто — другая. Он — другой. Они — другие. Мой муж тоже с другой ориентацией. И у моего отца другая ориентация. А я дура, что вляпалась во все это. Нашла отца и оказалось, что могла бы и не искать.

Мы подходим к столику, Н. А. внимательно смотрит на меня, а потом — на моего мужа.

— Здравствуй, Феликс, — говорит он ему низким и каким–то усталым голосом, — вы пришли…

— Мы пришли, — говорит муж, — знакомьтесь…

Я протягиваю руку, Н. А. подносит ее к губам.

Они вежливые и холодные. Холодные и влажные. Холодные губы моего отца целуют мою руку, я смотрю ему в глаза и называю свою имя.

— А по отчеству? — спрашивает он.

Мне хочется рассмеяться и сказать ему, что он прекрасно знает, какое у меня отчество. Такое же, как у него имя. Николаевна. Но я сдерживаю смех и делаю глаза пай–девочки. Я сегодня какое–то время побуду очень хорошей, но я не буду пить и буду слушать. Внимательно. И смотреть во все глаза. В свои большие глаза. Хлопать ресницами и все запоминать. Кубик Седого опять не работает, странная штучка, живущая своей жизнью. Хочет — работает, не хочет — не работает. Но обойдемся пока без него. Внутри я вся напряжена, но со стороны это не заметно. Я мягка и пушиста. Я должна быть очаровательна. Я должна им понравиться. Особенно — ей. Не знаю, почему, но мне этого хочется.

— Майя, — говорит она, — я о вас много слышала.

Я улыбаюсь и сажусь на подвинутый мужем стул.

Майя напротив меня, Н. А. напротив моего мужа.

Муж рядом со мной, Н. А. рядом с Майей.

Можно приступить к делу. Мужчины берут в руки меню.

Меню в джазовом ресторанчике. Джазовое меню. Меню, полное джаза.

— Что ты будешь? — спрашивает муж.

— Какую–нибудь рыбу, — говорю я, — и можно салат…

Майя смотрит на меня и я начинаю тонуть в ее глазах.

У рыжеволосых всегда красивые глаза и очень белая кожа.

Но Майя смуглая, хотя и с рыжими волосами.

Смуглая и зеленоглазая.

Зеленоглазая, но смуглая.

Чего я никак не могу определить для себя — так это ее место за столом.

Настоящее место.

Кто она и кем приходится Н. А.?

А значит, и мне.

И моему мужу.

Получается, что все мы здесь родственники.

Бредовая семейка, собравшаяся на ужин.

Мой уже несут.

Форель, запеченная в фольге.

И греческий салат.

И я начинаю думать о том, что могу немного выпить.

Вина, чуть–чуть.

Белого, красного сейчас мне не хочется.

Мой муж собирается выпить коньяка.

Н. А. тоже собирается выпить коньяка.

Майя сегодня предпочитает белое вино.

Я заговорщицки улыбаюсь ей глазами, мне хочется хоть в ком–то сегодня найти сторонника. Сотоварища. Компаньона. Даже больше, чем компаньона — кого–то, кто был бы на моей стороне. На кого бы я могла положиться. Я устала разгребать все это дерьмо одна, у меня слишком хрупкие плечи. Но не моя вина в том, что я вляпалась в это. Меня вынудили, меня подставили, меня в очередной раз нагнули. Я беру бокал и отпиваю глоток. Играет музыка, что–то тихое. Я ничего не понимаю в такой музыке, но мне она нравится. Она не напрягает, она где–то даже волнует. Но чуть–чуть. Пианист играет что–то тихое, чуть попозже к нему присоединяться другие. Саксофон, контрабас и барабаны. Под эту музыку можно даже танцевать, интересно, любит ли танцевать Майя?

И кто она?

Что она делает за нашим столиком.

Мой муж начинает есть свое мясо.

Под винным соусом и под сыром.

Майя тоже ест рыбу.

Такую же форель, как и у меня.

Они положили сегодня слишком много лимона, форель чуть горчит, хотя все равно вкусно.

Н. А. кушает медленно, у него в тарелке тоже мясо, что–то из телятины — я плохо расслышала название блюда.

Н. А. кушает и говорит что–то моему мужу, но смотрит на меня. Точнее, посматривает. Н. А. присматривается ко мне, как бы то ли оценивая, то ли прицениваясь. Сколько я могу стоить. И что я стою. Я хочу сказать ему, что — с моей точки зрения — эта цена не маленькая, но молчу. Какая разница, сколько я могу стоить, главное понять другое: зачем я ему нужна. И зачем сегодня все это устроено. Этот ресторан и это знакомство. Светское знакомство за поеданием мяса и рыбы. И питьем вина и коньяка. В маленьких дозах — напиваться никто не собирается.

Майя достает из сумочки сигареты, вытряхивает одну из пачки и ищет зажигалку.

Мой муж предлагает ей прикурить.

Потом смотрит на меня, ожидая, буду ли я курить или нет.

Буду, решаю я и тоже беру сигарету.