Реньери Андретти (ЛП)

Потому что если я снова увижу на ней что-то из моих вещей, даже ураган не сможет оторвать от нее мои руки.

КАРИНА ГАЛЛО

Настоящее

Он заехал за мной в парк, где мы впервые поцеловались. Возможно, это была не самая лучшая идея, но папа заглянул ко мне в квартиру, и, хотя мы жили по соседству, я не могла его выгнать. И между тем, как папа застанет меня с Ренье, и встречей в парке я выбрала последнее.

Ренье стоял перед спортивным залом и смотрел на то место, где я подарила ему свой первый поцелуй много лет назад. Я подошла к нему сзади так тихо, как только могла, но мой старый чемодан-переноска, волочащийся за мной, нарушил мирную ночь.

И все равно он смотрел на это место, даже когда я стояла рядом с ним. Тот поцелуй преследовал меня последние десять лет, и мне не нужно было стоять перед спортивным залом рядом с объектом моих желаний, чтобы вспомнить его в высоком разрешении.

Поэтому я перевела взгляд на Ренье. Фонарный столб освещал его лицо, а поверх сшитого на заказ костюма он надел длинное черное дизайнерское пальто, несмотря на влажную и теплую апрельскую ночь, как будто даже флоридская жара не могла его коснуться. Тени подчеркивали его высокие скулы, и хотя я не забыла, как он был потрясающе красив, он все равно лишил меня дыхания.

Я была готова к гневу и противостоянию, но по мере того как я изучала его лицо и эмоции в его глазах, борьба во мне утихала.

— Что случилось?

Тем не менее, он не сводил своих криптонитово-зеленых глаз с этого места.

— Мои источники нашли Николайо сегодня утром. Он где-то в Нью-Йорке.

Я слышала о том, как Николайо убил их дядю и скрылся. Кристиано Андретти прочесал весь город в поисках своего сына. Шесть месяцев после этого я повсюду видела солдат Андретти. Спустя семь лет я догадалась, что Николайо все еще на свободе.

— Что ты собираешься делать?

— Я объявил его в розыск. Пять миллионов долларов.

Я сглотнула.

— Но он же твой брат.

— Кровь ничего не значит. Семья ничего не значит. Это не меняет того факта, что люди разочаровывают тебя. — Он повернулся ко мне лицом. — Ты, как никто другой, должна это знать.

Я втянула воздух.

— Это было неуместно. Не говори о моей маме.

— Я не говорил о твоей маме.

Оставался мой отец. Что не имело никакого смысла. Если не считать хандры по поводу мамы, папа никогда не разочаровывал меня.

— Мы можем идти? — У меня не было времени на его загадки. Я хотела поскорее покончить с этим.

Он кивнул и направился к "Рендж Роверу". Когда я отстала, и колеса моего некачественного багажа застучали по каждой трещине на асфальте, он закатил глаза, подхватил мою сумку и ускорил шаг. Я была высокой, но он был еще выше, и я бежала трусцой, чтобы догнать его длинные шаги.

Он открыл для меня пассажирскую дверь, подождал, пока я устроюсь на сиденье, и закрыл ее. Бросив мой чемодан в багажник, он плавно скользнул на водительское сиденье и завел двигатель.

— По поводу того, что я сказал раньше… — Он сделал паузу и не спеша продолжил. — Ты можешь забыть все, что я сказал?

Я прикусила губу.

— Я бы не выдала ни одного из твоих секретов. — Годами я знала обо всех гнусных делишках его семьи и никому не рассказывала. Даже Броуди или папе.

— Я знаю.

Он встретил мои глаза, и мы обменялись взглядом.

Понимание. Признательность. Уважение.

Они заполнили машину, и каждая секунда истории была больнее предыдущей. Мне нужно было, чтобы эти выходные — этот год — прошли побыстрее, потому что становилось ясно, насколько неумолимы чувства, которые мы когда-то разделяли.

6

Самая страшная обида, которая может быть у каждого,

— это та, которую вы считаете оправданным держать.

Луис Госсетт-младший.

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Я отправил сообщение Исе, моей горничной, чтобы она взяла Спагетти на прогулку. Спагетти была моей голубоглазой, бело-рыжей помесью хаски и лабрадора. Я купил ее еще щенком семь лет назад, и меньше всего мне хотелось, чтобы Галло увидела ее. Или чтобы она узнала, что у большого и плохого босса мафии есть собака по имени Спагетти.

— Что мы здесь делаем? — Голос Галло задрожал, когда я выехал за ворота моего семейного поместья.

Если не считать моего обычного повседневного персонала, здесь жил только я. Дядя Лука, мама и папа были мертвы, а Николайо был мертв для меня. Очень скоро он действительно умрет. И как только я закончу свою volonta del re, а я не спешил этого делать, у Луиджи не будет причин заходить ко мне.

Я взглянул на нее.

— Мы заедем ко мне. Мне нужно переодеться и забрать багаж.

— О. — Она вышла из машины по шатким ступенькам, когда я припарковался, и по ее лицу разлилось беспокойство, когда она впервые за более чем десять лет осмотрела особняк. — Он выглядит так же, как я его запомнила.

— Я ничего не изменил. — Я кивнул головой Маттео, моему дворецкому, когда он открыл перед нами дверь.

— Здесь так… пусто. — Глаза Галло расширились, и она повернула голову ко мне. — Прости. Я не хотела так говорить. Мне жаль твоего отца. — Она даже сделала печаль милой.