Ренуар. — То какова должна быть цель его стремлений? Он должен постоянно укреплять и совершенствовать свое ремесло; но к этому путь лишь через традицию. Сегодня у нас у всех — талант, разумеется, но что правда — то правда: мы не умеем рисовать руки и мы не знаем своего ремесла. Только владея ремеслом, древние могли достичь этого чудесного вещества живописи и этих ясных красок, секрет которых мы тщетно ищем. Боюсь, что теории не помогут нам овладеть этим секретом. Но если ремесло — основа и опора искусства, то это не все. Есть еще нечто другое в искусстве древних, что делает его прекрасным: это — ясность, никогда нас не утомляющая и внушающая представление о вечности произведения. Эту ясность они носили в себе не только потому, что просто и спокойно жили, но еще и благодаря своей религиозности. Они сознавали свою слабость и во всех своих действиях — удачах и неудачах — видели соучастие божества. Повсюду на первом плане у них божество. У греков — Аполлон и Минерва. Живописцы эпохи Джотто тоже избирали себе небесного покровителя. Таким образом, их произведения приобретали то ясное спокойствие, которое делает их столь глубоко чарующими и бессмертными. Но современная гордость человека побудила его отказаться от этого сотрудничества с божеством, которое умаляло его в его собственных глазах. Он изгнал божество и вместе с тем потерял счастье…
Художники тех завидных времен, конечно, имели свои недостатки, — к счастью для себя, — но теперь, созерцая их произведения, сохранившие в течение веков столько свежести, мы находим в них лишь достоинства. Эти произведения, которые хочется потрогать, как прекрасные мраморы, это чудесное живописное тесто, эта божественная работа переполняют меня невыразимой радостью. Во Франции в течение нескольких веков длилось состязание фантазии и вкуса: из земли вырастают замки; бронзы, фаянсы, ковры кажутся сделанными руками каких-то фей; все сотрудничают, обогащая Францию изделиями из железа, глины, дерева, шерсти, мрамора. Все было прекрасно у нас до самого конца XVIII века, начиная с замка вельможи до самой скромной хижины. Надо видеть альбомы музея Трокадеро, чтобы составить себе представление о силе этих художников, о крепости их рисунка, сказывающейся в мельчайших деталях, вплоть до задвижки, до дверных ручек! Уж они-то не работали, чтобы выставляться в Салоне! Трудно поверить, как велико зло, причиненное салонами! Вы слышали, помните, эту даму, на днях: «Мой сын усвоил манеру „Осеннего салона“»… Кажется, вы, Воллар, рассказывали мне, что как раз «Осенний салон» не принял Матисса? Любопытно, что они отталкивают всякий раз того, в чьей живописи найдут живописные качества. Но кто, наверное, больше всех привел их в ужас — это таможенник Руссо! Эта «Сцена из доисторических времен» и посредине охотник в костюме из магазина готового платья и с ружьем в руках… Но прежде всего разве нельзя наслаждаться в картине лишь сочетанием красок, которые образуют гармонию? Разве необходимо понимать сюжет? А какой красивый тон этой картины Руссо! Помните вы женскую нагую фигуру против охотника?.. Я уверен, что сам Энгр не погнушался бы такой вещи!
Я. — Каким же образом ремесленник прежнего времени мог так внезапно исчезнуть?
Ренуар. — Почему все так внезапно затормозилось? Это мне объяснил невольно один столяр: «Мосье, я делаю ножки стульев, другой делает спинки, кто-то их собирает. Но никто из нас не может сделать целого стула». Вот здесь весь секрет! Не пользуясь своим произведением, рабочий потерял вкус к работе. Ведь это он прежде ковал железо, делал вазы и мебель. Он умел работать в дереве, камне, мраморе. И он стал поденщиком, трудящимся исключительно «ради куска хлеба», без идеала, к тому же с головой, забитой массой мыслей, чуждых его задаче, и, больше того, — с ненавистью к мастерской, где вы не слышите больше ни смеха, ни пения. Наконец, рабочий убит прогрессом и наукой!
Где сила, способная задержать этот поток, захлестывающий нас? Это — всеобщее безумие! Ничто не в силах его остановить, и, однако ж, счастье может вернуться только вместе с работой, дающей счастье, вместе с медленной ручной работой![80] Увидим ли мы когда-нибудь возврат к традициям? Надо надеяться, но в это не очень верится. С тех пор как вихрь революции иссушил все, у нас нет больше ни керамистов, ни столяров, ни литейщиков, ни архитекторов, ни скульпторов. По счастью, осталось несколько художников, как семена, брошенные в покинутом поле и прорастающие, несмотря ни на что.