Репин

Иван Михайлович Бунаков был едва ли не самым прославленным живописцем Чугуева. Репин упоминает о трех представителях этой чугуевской династии живописцев — об отце Ивана Михайловича, Михаиле Павловиче, которого попросту звали Бунаком-иконописцем, и дяде его, Иване Павловиче^[502]. Вот что говорит о них Репин: «Михаил Павлович был еще суздальцем, — великолепно писал еще яичными красками на левкасе, а дядя, Иван Павлович Бунаков, учился в Москве, и в Осиновке, под Чугуевом, в церкви Рождества богородицы его „местные образа“ — дивные создания. Мой учитель, Иван Михайлович Бунаков, был превосходный портретист, это был очень талантливый живописец»^[503]. «Бунаковым исполнено множество портретов, большей частью писанных на картоне. Все они были очень похожи и тщательно писаны».

В другом письме Репин дает очень красочный портрет И. М. Бунакова: «Сам он был брюнет, немного выше среднего роста, с черными магнетическими глазами; и в общем он был очень похож на Л. Толстого, когда тот был лет сорока. За мольбертом сидел он необыкновенно красиво, прямо и стройно; рука его ходила уверенно бойко по муштабелю и точно трогала не удовлетворявшие его места. Он был необычайно одарен и писал со страстью. В тишине мастерской часто слышались его тихие охи-вздохи, если тонкая колонковая кисть делала киксы от сотрясения треножника мольберта»^[504]. В другом месте Репин дополняет эту характеристику новым штрихом: «Иван Михайлович в обществе своей жены Натальи Михайловны очень любил кутнуть при всяком удобном и даже неудобном случае. Достаточно было заехать или зайти с базара кому-нибудь из знакомых, чтобы сейчас же появлялся на столе графинчик водки со случайной закуской…»^[505].

В этой литературной зарисовке Репина оба чугуевских художника 40–50-х годов встают перед нами как живые, но, к сожалению, до сих пор не было известно ни одного их произведения, поэтому нельзя было судить о том, что представляли собою в художественном отношении первые репинские учителя.

Только летом 1945 г. Институт истории искусств Академии наук СССР поставил перед собой задачу произвести обследование репинских мест Харьковщины с целью отыскания если не ранних детских работ самого Репина, на что было мало надежды, то хотя бы возможных произведений его учителей. Институт командировал в Чугуев В. Н. Москвинова, в течение трех месяцев изучавшего в городе и его окрестностях все улицы, дома и людей, так или иначе связанных в прошлом с Репиным. В результате упорных и настойчивых поисков ему удалось выявить и привезти в Москву материал, впервые бросающий свет на ученические годы Репина.

Церковные работы репинских учителей — стенные росписи и иконостасные образа Осиновской церкви — погибли в 1940 г. В 1930-х годах погибли роспись Репина в Малиновской церкви и большой цикл работ в церкви в Каменке. Таким образом, из церковных работ Репина и его учителей не сохранилось почти ничего. Но даже если бы из них что-либо и уцелело, то они писались столь шаблонной манерой, что по ним трудно было бы разгадать индивидуальные особенности каждого художника. Другое дело портреты, требующие по самому заданию индивидуального подхода. Несколькими портретами, писанными Чугуевскими живописцами, мы сейчас располагаем, и они убедительно свидетельствуют о незаурядном художестве и профессиональной грамотности чугуевских мастеров.

И. Н. Шаманов. Майор Куприянов и его жена. Около 1860 г. Дом-музей И Е. Репина «Пенаты».

Вот двойной портрет майора Куприянова и его жены, писанный Шамановым^[506]. Обе поясные фигуры написаны рядом на одном холсте. Как большинство привезенных из Чугуева работ репинских учителей и их современников, портрет жестоко пострадал от неумелых, притом неоднократных промываний и расчисток. Особенно пострадал портрет майора, лицо которого сильно смыто. Лицо жены также посмыто, хотя и в таком виде портрет свидетельствует о несомненном умении Шаманова схватить сходство и дать общую характеристику форм на полном свету.

И. М. Бунаков был головой выше Шаманова как художник. В 1936 г. я получил из Швеции письмо от некоего коллекционера Хагелунда, спрашивавшего у меня, не имею ли я сведений о русском художнике Бунакове, авторе двух детских портретов, фотографии с которых он мне прислал. Я ответил ему, что этот художник — чугуевский учитель Репина. Головки детей были отлично нарисованы и уверенно писаны. Если бы не подпись Бунакова, эти вещи можно было бы приписать самому Зарянке.

Совершенно в том же стиле исполнен и женский портрет в овале, который В. Н. Москвинову удалось после долгих стараний найти в Харькове. Это портрет З. Ф. Шаверневой. Парный с ним портрет ее мужа настолько пострадал во время пожара и последующих попыток его восстановления, что его можно считать погибшим.