Реплики 2020. Статьи, эссе, интервью

– Да. Должно быть, Шопенгауэра я прочитал вскоре после того – кстати, с Шопенгауэром все тоже очень интересно, потому что он, скорее всего, по‐настоящему не был знаком с буддизмом. Он читал индуистские тексты, а поскольку в его время переводов почти не было, он, чтобы расширить свои возможности, в конце жизни предпринял попытку выучить санскрит и толковал индуистские тексты через призму буддизма. В каком‐то смысле он повторил – пусть на другой основе, отталкиваясь от западной философии, – путь, проделанный Буддой. Так что философия Шопенгауэра вполне естественно подводит вас к буддизму.

– Я попробую назвать несколько писателей и философов, которых вы часто упоминаете в связи с религиозной проблематикой. Вы сможете сказать, каким образом они на вас повлияли? И я не без удовольствия начну с апостола Павла…

– Я обязан ему своим эссе “Оставаться живым”. Я писал его в невероятно взвинченном состоянии, под сильнейшим впечатлением от прочитанного. Для меня вообще апостол Павел – один из лучших известных мне авторов, потрясающе дерзкий, потрясающе напряженный: тебя не покидает ощущение, что он весь – живой нерв; его фразы хлещут тебя наотмашь, и это великолепно. Я нахожу в нем редчайшее сочетание мегаломании и жалобного стона. Я могу дать элементарное объяснение тому, что считаю его великим писателем: когда я его читаю, у меня возникает чувство, что я вижу его рядом, в паре метров от себя: я физически слышу, как он кричит. Поэтому да, я продолжаю им восхищаться. В конце концов, не исключено, что именно апостол Павел оказал на меня самое заметное литературное влияние: именно у него я позаимствовал интонацию, иногда звучащую в “Оставаться живым” и в “Расширении пространства борьбы”, которую можно назвать панковской.

– Вы согласны, что не меньшее влияние – хотя совсем другого рода – оказал на вас Огюст Конт?

– Конт интересен во многих отношениях: именно он наиболее полно и системно сформулировал мысль о том, что после революции общество утратило свои основы, но без религии ему долго не продержаться. Я не собираюсь углубляться в его философию, потому что она довольно сложна, я просто скажу, что его концепция показалась мне чрезвычайно убедительной. Например, его деление эпох на органическую и метафизическую – причем единственной функцией последней является разрушение – представляется мне совершенно верной. Все, что происходило между подъемом протестантизма и началом Французской революции, преследовало одну цель: разрушить сложившееся общество. Эта задача была успешно решена, и общество обратилось в руины, лишенные фундамента – если не брать в расчет относительно неустойчивый фундамент в виде патриотизма, что, в сущности, несерьезно. Конт рассуждает об этом с поразительной интеллектуальной силой, он вызывает у меня искреннее восхищение. Попутно он пытается набросать очертания будущей религии, совместимой с научным прогрессом, и это тоже меня впечатлило, потому что как раз эта идея легла в основу моих “Элементарных частиц”. Тот факт, что наука стала по‐настоящему позитивистской и за ее законами нет метафизической сущности, на самом деле снова открывает возможность религиозного фундамента. Поэтому да, Конт оказал на меня огромное влияние.

– А Честертон, которого вы много раз цитируете в “Карте и территории”?

– Чтобы получать удовольствие от чтения Конта, как в моем случае, надо быть слегка извращенцем; все же он часто близок к безумию, и у него маниакальный стиль письма; это такая машина, которая временами сходит с ума и уже не может остановиться, что приводит к появлению невыносимо скучных пассажей. Напротив, чтение Честертона – это чистое удовольствие: у него великолепное чувство юмора, он веселый, блестящий, а порой выдает достаточно глубокие идеи. Например, рассуждая о Конте, он отмечает, что высшее достижение позитивизма заключается в создании собственного календаря; и правда, реструктуризация года, при которой ни один временной отрезок не остается нейтральным, но каждый исполнен смысла, имеет основополагающее значение, потому что религия, структурируя жизнь, помогает жить. Честертона нельзя причислить к авторам, чьи идеи пользовались большим успехом у публики, а жаль, потому что это была попытка христианской организации мира, подчиненного экономике. Его стоит перечитать: он против крупных предприятий, против индустриализации, это интересно. Честертон – убежденный католик, который делает католичество привлекательным, настаивая на том, что это религия Воплощения: мы обладаем телесностью, и, по его мнению, это скорее хорошо.

– А Ницше? А Шопенгауэр? Что вы скажете о них?