Реплики 2020. Статьи, эссе, интервью

Позже, в лицее, я записался на курс религиозного образования, хотя он был факультативным и не давал никаких преимуществ в учебе. Между делом я открыл для себя существование зла и глубоко заинтересовался этой проблемой: откуда зло берется; если сатана наделен такой властью, почему Бог это допускает… Но и здесь на мои вопросы никто не дал вменяемых ответов – это был еще наивный, школярский подход.

Потом – я пишу про это в своих книгах – я открыл для себя Паскаля – почти случайно, в пятнадцать лет. Вот тут я пережил шок – настоящий шок, потому что никогда до того ни у кого не встречал такого концентрированного выражения понятий смерти и пустоты; максимализм Паскаля в этом вопросе остается для меня вершиной в литературе. Таким образом, мой интерес к религии прошел три этапа и имеет давние корни – он проснулся во мне лет в восемь-девять.

– А сейчас? Во многих интервью вы говорили, что вы атеист, а недавно, после выхода “Покорности”, назвали себя агностиком. Как вы сегодня определяете свое личное отношение к религии?

– Оно потеряло остроту, потому что у меня сложилось впечатление, что это безнадежно: я никогда не уверую и буду вечно сомневаться… Поэтому я просто махнул на это дело рукой.

– Вы не раз говорили о попытках обращения в веру: как вы ее себе представляете?

– Обращение сродни откровению. На самом деле каждый раз, когда я хожу к мессе, я становлюсь верующим; я верую искренне, всей душой, и каждый раз переживаю откровение. Но стоит мне выйти за порог, все исчезает. Все это чем‐то напоминает наркотик – всегда наступает ломка. В конце концов я сказал себе, что себя не переделаешь, и бросил. Иногда во мне еще нет-нет да и дрогнет что‐то, но я знаю, что это ненадолго.

– В интервью 1996 года вы заявляли, что “любое счастье в сущности религиозно”, а во “Врагах общества”[97] сравнили атеизм с “окончательной зимой”. Сегодня вы повторили бы эти слова?

– Да, я по‐прежнему считаю, что сущность счастья носит религиозный характер. Религия дает вам ощущение связи с миром, чувство, что ты ему не чужой, а он к тебе не равнодушен, но Паскаль сказал об этом гораздо лучше меня. Нам страшно жить в мире, с которым у нас нет ничего общего, тогда как религия наполняет мир смыслом, а вам указывает место в этом мире.

– Вам случалось рассматривать себя как католического писателя (что некоторые критики иногда делали за вас)?

– Не только католическим, но и еврейским! (Смеется.) Это чистая правда. В Израиле во время встречи с читателями поднялся один человек и сказал, что, прочитав мои книги, он решил изменить свою жизнь и стал раввином. Под влиянием моих книг!.. Значит, на евреев это тоже действует! На самом деле я писатель нигилизма (в ницшеанском смысле), и в том нет никакого сомнения: я – писатель эпохи нигилизма и страдания, связанного с нигилизмом. Поэтому можно вообразить, что люди с ужасом отшатываются от моих книг и очертя голову бросаются в какую ни на есть веру, лишь бы отделаться от столь блистательно – прошу прощения – описанного нигилизма. Таким образом, да: я католик в том смысле, в каком мои тексты выражают ужас бытия без Бога – но исключительно в этом смысле.

– Вы говорили, что вначале планировали посвятить роман “Покорность” обращению героя в католичество, но затем передумали и заставили его обратиться в ислам. Вы можете объяснить, чем был вызван такой поворот?