Репо

— Черт возьми, с каких это пор чувак должен пытаться заставить цыпочку «поговорить»? — спросил он, слегка закатив глаза и одарив меня той мальчишеской улыбкой, которую мне нравилось видеть. — Послушай, я постараюсь, чтобы все было просто. Я знаю, что ты будешь ненавидеть меня какое-то время и обижаться на меня или что-то в этом роде. Но, несмотря на все это, я планирую убедить твою упрямую задницу, что это была просто работа, ничего личного. Потому что лично я хотел бы, чтобы ты всегда была здесь, на расстоянии вытянутой руки, чтобы я мог трахнуть тебя в любое время, когда возникнет желание.

— Это… вау… это было так романтично, — поддразнила я, хотя внутри у меня снова все перевернулось.

— Решил, что цветы, конфеты и стихи — это не твое. Подумал, что ты предпочла бы вместо этого какую-нибудь честную правду.

Он был прав. После стольких обманов и неуверенности в моей жизни я действительно ценила, что кто-то просто поставил это на карту для меня, даже если это было не особенно красиво.

И с этими словами я почувствовала, как ощущение тревоги сменилось большой, черной, уродливой ямой вины в моем животе. Он был жестоко честен, а я вела себя совсем не так.

— Вот что я тебе скажу, — начала я, тщательно подбирая слова. — Я не могу тебе ничего обещать, Репо. И я, вероятно, буду сильно обижаться и злиться на тебя, но пока, в любое время, когда ты захочешь улизнуть и найти где-нибудь поле, — я улыбнулась, — дай мне знать.

— Мы никогда не будем трахаться на кровати, не так ли? — спросил он, и в его глазах заплясали огоньки.

— И что в этом интересного? — возразила я, и он рассмеялся.

— В твоих словах есть смысл.

— Так, э-э, ты собираешься вернуться или как? — спросила я минуту спустя, когда мы оба просто сидели, оглядываясь на линию забора.

— Стыдно, что тебя увидят со мной, да? — спросил он, ухмыляясь.

— Скорее, я не ищу никаких причин для того, чтобы Рейн выгнал меня раньше, чем это необходимо.

— Можно тебе задать вопрос?

В его тоне была серьезность, которая заставила меня немного напрячься. — Можешь спросить.

— Зачем торчать здесь? Если ты знаешь, что это никуда не приведет, почему бы просто не сократить свои потери и не уйти? Вряд ли тебе понравится эта тяжелая работа.

— Нет, но я не сдаюсь. Я останусь до тех пор, пока мне больше не будут рады.

— Не хотелось бы тебя огорчать, милая, но сейчас ты не совсем желанная гостья, — сказал он, снова хватая мой ящик с молоком, на этот раз повернув его так, чтобы я сидела к нему спиной. Его рука двинулась вокруг моего живота, притягивая меня обратно к нему. Почувствовав, как я напряглась, он притянул меня еще крепче. — Не волнуйся, я уберусь отсюда, прежде чем нас кто-нибудь увидит. Просто расслабься.

Расслабиться.

Ему легко говорить.

Он не собирался быть вышвырнутым из организации, которая могла защитить его от каких-то сумасшедших русских братьев.

И его не тяготило осознание того, что, будучи вышвырнутой, мы потеряем то, ради чего пришли друг к другу.

Но это была моя ноша, которую я должна была взвалить на свои плечи.

Поэтому я прислонилась спиной к сильной груди Репо, и мы сделали это, и я притворилась, что игнорирую растущую печаль, поселившуюся глубоко внутри меня.

Глава 14

Мейз

В следующие три дня случились две вещи.

Во-первых, я постоянно страдала от секса, потому что, когда Репо сказал «трахну тебя, когда возникнет желание», он имел в виду именно это. И это настроение появлялось по крайней мере дважды в день. Однажды меня потащили обратно к его машинам под предлогом того, что я буду передавать ему инструменты и натру машину воском (кстати, и то, и другое он полностью заставил меня сделать. Нахождение с Репо не принесло мне никакого особого отношения), а затем он трахнул меня на капоте, как он фантазировал. Был еще один раз на его заднем сиденье, я верхом на нем жестко и быстро, наши тела скользкие от пота в летнюю жару. И мои смены, как правило, были ночью или утром, так что никто не видел нас, когда он хватал меня и трахал жестко и грубо или медленно и сладко. У Репо не было стандарта того, как он любил трахаться. Он не был одним из тех парней, у которых было только одно движение, одна скорость, одно предпочтение. Он следил за настроением, и это означало, что я была не только избалована оргазмами, которые угрожали сделать меня глупой, но и опытом с видами секса, которые другие мужчины никогда не давали мне раньше.

Мы все еще не занимались сексом в постели.

Во-вторых, я, может быть, слишком увлеклась своим маленьким делом, чтобы вспомнить, почему я вообще оказалась в лагере Приспешников. Я все еще писала и звонила Кею. Но шли дни, а он ничего не слышал, а я ничего не видела, и я почувствовала, как меня снова охватывает чувство легкости.

Я винила во всем секс.

Это заставило меня подпрыгнуть на эндорфинах и дофамине.

Это дало мне ложное чувство безопасности.

Да, ложное.

На четвертый день после того, как мы вроде как неофициально начали встречаться, меня позвал на кухню Рейн, который засунул голову в холодильник.

— Что тебе нужно, Рейн?