Теперь я знаю, что палеонтологи не публикуют фотографии своих находок. Только рисунки, на которых всегда можно опустить ту или иную деталь. Здесь повсюду шпионаж, и тот, кто владеет артефактом, имеет преимущество в отношении международных публикаций. С рисунками и копиями приходится работать всем, кроме избранных, самых великих и известных ученых.
Мишель Брюне хотел бы иметь достоверную гипотезу о происхождении этих аномалий, которые возникли из-за временной остановки роста эмали, спровоцированной стрессом в широком понимании. Это подводит меня к обзору обширной научной литературы. Причин дисплазии действительно множество!
Может быть, Абель съел ядовитые ягоды? Или переболел малярией или другой вирусной лихорадкой? Или, наконец, страдал от регулярного недоедания? У Абеля было трудное детство, но он его пережил.
Сегодня мы подтверждаем, что Абель болел в возрасте от трех до пяти лет. И было это три миллиона лет назад.
Исследования продолжаются, и Абелю есть что рассказать.
– Видишь ли, Мишель, мультидисциплинарность – вот что отличает хорошие исследования. Ты стоматолог, судмедэксперт, Пьер – хирург-стоматолог, он разбирается в палеонтологии, я палеонтолог… Знаете что? Сегодня вечером пойдем к рентгенологу.
И мы отправляемся в центр МРТ Пуату-Шаранты. Ночью, после последних живых пациентов, Абеля удобно устраивают внутри аппарата. Командуют Филипп Шартье и его сотрудник Фрэнсис Перрен. Они стараются изо всех сил, чтобы сделать снимки этого полностью минерализованного куска кости.
Окаменелость снимать непросто: рентгеновские лучи плохо проникают в камень, и требуется вся мощность генератора, чтобы проникнуть в загадочную структуру нижней челюсти.
Вот так, взглянув на первые изображения, мы обнаруживаем, что у каждого премоляра три корня. У современного человека он обычно только один. Эта черта показывает, насколько мы далеки от Абеля по эволюционной шкале. Но Пьер, которого ничего не удивляет, уверяет меня, приводя в качестве аргумента снимки из собственной коллекции, что уже видел такой примитивизм у некоторых своих пациентов. Термин «примитивизм» здесь не имеет уничижительного значения: он означает «очень древний» – ученые сказали бы «плезиоморфный признак»…
С этого момента меня приняла кафедра палеонтологии в Пуатье, где я прошел ускоренное обучение основам, чтобы не говорить глупостей на публике. Я тоже прихожу в лабораторию Мишеля Брюне, чаще поздно ночью и всегда со своим сообщником Пьером.
Тем временем Мишель уточняет аргументы, которые будет использовать в научных публикациях. Не проходит и недели, чтобы он не примерял разные аргументы то к одной, то к другой гипотезе. Я же чувствую себя ребенком, которому рассказывают о грандиозном процессе происхождения человечества.
Но я все-таки испытываю небольшое разочарование, когда вижу в лаборатории Мишеля сотни фрагментов: такое множество костей. Однажды вечером я хочу разобраться во всем, чтобы лучше представлять себе Абеля.
– Мишель, расскажи нам, как он выглядел?
Я имею право на очень точное описание, такое, чтобы дух захватывало. Я продолжаю:
– Ты знаешь, что мы в криминалистике делаем что-то вроде фотороботов на основе черепа, когда не знаем, как идентифицировать жертву?
Следует долгое молчание, а затем квазикатегоричный ответ:
– У нас только нижняя челюсть. Всего черепа нет.
– А что, если бы у тебя была вся голова?
– Но ее нет.
– Но ты ее очень хорошо описал.
– Это ненаучно. Наука так не работает.
– Хорошо. Но скажи хотя бы, ты уверен в своем описании?
– Да, уверен.
– Тогда почему бы не дать ему лицо? Кто не мечтал бы увидеть Абеля собственными глазами?
– Повторяю, это ненаучно.
– Ты согласен, что корреляция между формой, размерами скелета и внешним видом лица существует и доказана, так? Когда ты говоришь, например, что лицо Абеля не выступало вперед? Когда Пьер добавляет, что челюсти занимают пропорционально гораздо больший объем, чем в настоящее время, так как мозг развился позднее.
– Да, конечно. Потому что из своего опыта палеонтолога я знаю, каким был его череп.
– А каким он был?
Мишель улыбается, бросается к своей коллекции и вытаскивает муляжи всех известных останков австралопитека и наших более поздних предков – неандертальца, человека прямоходящего, человека разумного…
Он помещает Абеля в дальний конец цепочки – то есть его муляж, пока оригинал отдыхает от научных исследований в хранилище крупного регионального банка. Затем он ставит современный череп на другой конец.
– Тогда…