Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью

Славка Дитетова и Карел Опоченский имели большую библиотеку. В этом отношении мы были хорошо обеспечены. Но Юлеку не хватало «Мемуаров» Фрича. Наконец голод выгнал меня из дому. «Раз, ты уже собралась, – сказал Юлек, – то, может, смогла бы осторожненько заехать в нашу квартиру и привезти «Мемуары» Фрича». Я вышла из квартиры Опоченского. Дом был тихим, нигде ни души. Если все будет в порядке, возвращусь в семь часов вечера. Поскольку звонить нельзя, Юлек будет ждать в прихожей и откроет дверь. В моем распоряжении было полдня. Я спустилась вниз до Нусле, а оттуда поехала трамваем в Дейвице.

Дома я нашла все в том виде, в каком оставила месяц назад. Забрав «Мемуары» Фрича, незаметно покинула квартиру. Прежде всего я направилась в близлежащую Стромовку[42]. Убедившись, что за мной нет слежки, вышла на улицу и купила по карточке хлеб и колбасу. Возвратилась к Юлеку в точно условленное время. («Мемуары» Фрича остались у Опоченского. После освобождения страны он возвратил мне их.) Хозяева квартиры вскоре вернулись в Прагу. И тогда встал вопрос о новом местожительстве Юлека.

Фучик переменил квартиру во второй половине октября. В один из дней 1940 г. я, Славка и Юлек ожидали товарищей, которые должны были отвести Фучика на новое место. Но никто из нас не знал, куда и к кому. Я была очень взволнована и почти не разговаривала. Юлек же, напротив, шутил над своей длинной бородой, из-за которой хозяин новой явки того и гляди примет его за лешего, не впустит в квартиру, и ему, Фучику, придется вернуться к Славке. Было около семи вечера, когда вдруг раздался звонок. Хотя это и не было неожиданностью, я вздрогнула. Мы с Юлеком ушли в соседнюю комнату, а Славка пошла открывать. Через минуту она вернулась за Юлеком.

Я осталась в комнате одна. Неподвижно сидела и смотрела на дверь, за которой скрылся Юлек. Посетители не должны были знать о моем присутствии. Вскоре Юлек зашел ко мне уже готовый в дорогу: в теплом пальто и шляпе, под мышкой – узелок, в котором были халат и туфли. Он смущенно улыбался, а в глазах светилось любопытство – каким окажется то новое, неизвестное,

– Я уже еду, – прошептал он.

– Куда?

Юлек пожал плечами.

– До свидания, Густина!

– До свидания, Юлек мой!

Все глуше доносились удаляющиеся шаги. В неизвестность уходил дорогой мне человек, чья жизнь зависела теперь от людей, к которым он шел. Шел, не зная куда и к кому. Правда, в то время в нашей стране было много борцов, которые жили так же тайно, в подполье, разыскиваемые гестапо.

После ухода Юлека я распрощалась со Славкой и уехала домой, в Дейвице. Зашла к дворнику за продовольственными карточками. Он накинулся на меня: почему я заменила в квартире замок, не предупредив его.

– Господа из гестапо здесь снова были, спрашивали о вашем муже, гневались, что у вас на дверях новый замок. Я совсем не намерен сесть из-за вас в тюрьму.

– Когда ваша квартира будет подвергаться нападению грабителей, – ответила я, – вы наверняка не повесите на дверь листок с надписью: «Господа злодеи, имейте в виду, я вставил новый замок!»

Вскоре я уехала в Хотимерж. Надвигалась пора дождей и туманов. Дни становились короче, приближалась осенняя хлябь, которая в предгорных районах наступает гораздо раньше, чем в Праге. Я должна была выяснить у старосты, не согласится ли он раздобыть для меня удостоверение о приписке к общине пожилого мужчины, которого уже нет в живых. Этот документ мог бы понадобиться Юлеку. Староста дал уклончивый ответ: боялся. А люди в поселке расспрашивали, где Юлек. Я пожимала плечами: «Не знаю». Односельчане начали говорить, что Фучик в Москве. Я не опровергала этого. Только старый дед, батрак, тот самый, которому Юлек когда-то возвратил удочку, отнятую старостой за браконьерский лов рыбы, говорил: «Коммунисты неистребимы, их преследуют, арестовывают, расстреливают, и все же они живучи. Они борются за идею, которая делает их бессмертными».

Я была занята переводом для «Чина» «Сельской шляхты» и заботами о наших собаках, курах, кроликах и козах.

По истечении четырех недель снова начала симулировать зубную боль, жаловалась, что, видимо, придется опять ехать в Пльзень. Ведь мы с Юлеком договорились, что я приеду к нему через четыре-пять недель и остановлюсь на вечер у Славки Дитетовой.