Комната Баксов была веселой, светлой, красиво и со вкусом обставлена мебелью зеленого цвета. В углу, у окна, стоял радиоприемник. После нападения Гитлера на Советский Союз Юлек прикрепил на стене возле приемника географическую карту Европы и булавками обозначал продвижение нацистских полчищ. Комната имела одно неудобство – в ней нельзя было курить, потому что Йожка болела бронхитом. Приходилось выходить в маленькую кухню, которая иногда служила и убежищем, если приходил незваный гость и Юлек не успевал скрыться в «свою» комнату.
Даже находясь на нелегальном положении, Фучик не переставал собирать книги об эпохе Возрождения, хотя и не выходил на улицу. Для этого я составляла список имеющихся у букиниста Гокра книг и пересылала его Юлеку. Он отмечал необходимые ему издания, а я, когда обзаводилась деньгами, покупала их.
У Юлека отросла окладистая борода, но не могли подыскать надежного парикмахера, чтобы подстричь ее. Фучик намеревался хотя бы обесцветить волосы. Но оказалось, что его черные волнистые блестящие волосы не поддались даже сильному раствору перекиси. Правда, в одном месте, возле рта, они немного порыжели, но не от перекиси, а от курения. Юлек обрел новую привычку – поглаживать бороду, особенно когда работал или радовался хорошему анекдоту о нацистах.
У Баксов Юлек начал писать нелегальную брошюру «Два фронта враждебной пропаганды». Брошюра своим острием была направлена против чешских фашистов, служивших Гитлеру, против министра пропаганды Моравца, против редакторов чешских фашистских газет – Лажновского, Вайтауэра и других заправил бывшей аграрной реакционной партии, которые находились в Лондоне. Работа эта – ее рукопись сохранилась – осталась неоконченной.
Глава XVIII. Из немецкого генерального штаба
Каждый раз, приходя к Юлеку, я должна была рассказывать о своих встречах. Услышав новое имя, он задумывался: нельзя ли привлечь и этого человека к активной работе против оккупантов.
Однажды у зубного врача я встретилась с товарищем Куртом Глазером. На левой стороне груди у него была нашита желтая шестиконечная звезда – отличительный знак еврея, введенный гитлеровцами. Я не видела его с начала оккупации и сердечно поздоровалась. Курт уже уходил. Я вышла с ним в переднюю и спросила, чем он занимается. Глазер ответил, что работает на разборке моста на проспекте Революции – при нацистах эта улица была названа Берлинской. Затем Курт шепотом рассказал, что его друг и однокашник из Карловых Вар работает в осведомительном отделе генерального штаба нацистского вермахта. Глазер часто встречается со своим другом – на свидания он ходит ночью без желтой звезды, и тот рассказывает ему много интересного.
– А можно использовать эти сведения? – спросила я.
– Несомненно, – уверенно ответил он.
Я договорилась с Глазером о новой встрече у зубного врача. О Юлеке, конечно, не упоминала, хотя мы знали Курта Глазера много лет. При первой же возможности я рассказала Юлеку о Курте. У Фучика загорелись глаза. Вот это был бы номер! Пусть что-нибудь принесет. Главное – источник солидный. Фучик особенно радовался ненадежности нацистского аппарата, где на важнейших постах сидели люди, передававшие представителю «низшей расы» строго секретную информацию.
Курту я передала, что к его сообщению проявлен большой интерес. И через несколько дней он уже принес от своего приятеля материал в конверте, который передал мне в прихожей зубного врача. Конверт я отвезла домой, спрятала между книгами, а когда поехала к Юлеку, захватила с собой. Курт носил мне конверты каждую неделю. А я регулярно, в пятницу или субботу, навещала Юлека и оставалась с ним до воскресного вечера. Мои путешествия по городу с секретными материалами тревожили Фучика. Хорошо бы найти надежное место, говорил он, где я могла бы оставлять конверты, а затем кто-либо из товарищей доставлял бы их по назначению. Такое место в условиях подполья называлось «окошком». Юлек вспомнил о супругах Душковых. У них на Революционном проспекте была мастерская химчистки. Перед войной мы не раз заходили туда. Товарищ Душек когда-то служил в министерстве финансов. Но, как только выяснилось, что Душек – коммунист, его уволили. Тогда он вместе с женой открыл мастерскую химчистки. Душковы еще во время буржуазной республики укрывали у себя немецких антифашистских эмигрантов. Если бы Душковы разрешили оставлять у них конверты Курта, это не вызвало бы ни у кого подозрений. Ведь к ним, в ателье, в течение дня приходило много людей.
Я зашла к Д ушковым. Они сразу же согласились. Яне упоминала имен, а лишь сказала, что раз в неделю буду оставлять у них конверт, за которым должны приходить молодая женщина либо мужчина и спрашивать: «Нет ли чего-нибудь от Густы?» С тех пор я регулярно приносила конверты к Чистым – так в конспиративных целях Юлек называл Душковых. Ни Йожка, ни Лидушка, ни Геня, которые поочередно заходили за конвертами, не знали настоящей фамилии хозяев химчистки.