После ареста первого Центрального Комитета Компартии был создан в июле 1941 г. новый, второй Центральный Комитет, который немедленно приступил к работе. В «Репортаже с петлей на шее» Юлек писал: «В начале сентября 1941 года мы могли впервые сказать, что добились первых успехов. И хотя мы не восстановили разгромленную организацию (до этого было далеко), во всяком случае, опять существовало прочно организованное ядро, которое могло, хотя бы частично, выполнять серьезные задания. Возрождение партийной деятельности сразу сказалось. Рос саботаж, росло число забастовок на заводах. В конце сентября Берлин выпустил на нас Гейдриха.
Первое осадное положение не сломило возрастающего активного сопротивления, но ослабило его и нанесло партии новые удары…
Но после каждого из таких ударов становилось еще очевиднее, как несокрушима партия. Падал боец, и если его не мог заменить один, на его место становились двое, трое. В новый, 1942 год мы вступали уже с крепко построенной организацией; правда, она еще не охватывала всех участников работы, далеко не достигла масштабов февраля 1941 года, но была уже способна выполнять задачи партии в решающих битвах…»[43]
24 апреля 1942 г. удар обрушился на одного из членов второго состава Центрального Комитета партии: был арестован Юлиус Фучик.
Впоследствии из показаний гестаповца Бема и провокатора Вацлава Дворжака стало известно следующее.
Осенью 1941 г. работавший на заводе «Юнкере» в пражском районе Высочаны шпик принес военному уполномоченному нацистов подпольную коммунистическую листовку, которую он, доносчик, нашел в одном из цехов. Уполномоченный немедленно передал листовку антикоммунистическому отделу гестапо (П-А-1), у которого возникло подозрение, что на «Юнкерсе» действует тайная коммунистическая организация. Гестапо послало на завод своего секретного агента № 26 – чеха Вацлава Дворжака. Он родился в феврале 1917 г. в селе Хрбонин у Табора. По профессии слесарь. Жил в Праге на Панкраце, на улице Викторина, в доме № 1184. Дворжака устроили механиком в тот самый цех, где была найдена листовка. В целях маскировки и для завоевания доверия рабочих провокатору было разрешено даже заниматься саботажем.
В канун рождества 1941 г. ему удалось завязать знакомство с товарищем Бартонем из монтажного цеха. Бартонь, так же как и Дворжак, жил на Панкраце. Во время работы и по пути домой они часто говорили о политике. Дворжак резко высказывался против оккупантов и симулировал горячие симпатии к Советскому Союзу. Товарищ Бартонь, человек порядочный и честный, но без опыта нелегальной работы, не разгадал подлость Дворжака и, хотя это было вопиющим нарушением правил конспирации, рассказал, что он, Бартонь, является руководителем организации компартии на заводе «Юнкере». Бартонь доверял Дворжаку, прикинувшемуся заклятым врагом оккупантов и очень охотно выполнявшему различные поручения.
В середине января 1942 г. Бартонь впервые принес Дворжаку нелегальный коммунистический журнал, с тем чтобы Дворжак прочитал его и немедленно возвратил, так как товарищ Бартонь хотел дать почитать журнал другим рабочим.
Ночью Дворжак отнес журнал гестаповцу Бему, который сфотографировал его. После этого Бем отдал оригинал Дворжаку, чтобы на другой день утром он мог возвратить журнал товарищу Бартоню. С тех пор Бартонь регулярно приносил Дворжаку подпольные коммунистические издания, а Дворжак ночью спешил с ними в гестапо, где их фотографировали. Товарищу Бартоню и во сне не снилось, какую гнусную игру ведет с ним Дворжак.
Вскоре Дворжак был принят на «Юнкерсе» в члены заводской ячейки коммунистической партии, предварительно получив на это разрешение гестапо. Постепенно Дворжак познакомился с остальными членами заводской организации. Гестаповец Бем хотел лично знать всех членов партии. Дворжак назначал встречи с коммунистами завода на улице, а Бем тайно наблюдал за каждым свиданием. Согласно информации, которую провокатор Дворжак представил Бему, подпольная организация на «Юнкерсе» насчитывала шестнадцать членов.
Дворжаку так удалось втереться в доверие к Бартошо, что тот однажды предложил познакомить его с членами партийной организации на Панкраце. Дворжак, разумеется, этого только и ждал. В конце февраля или начале марта 1942 г. Бартонь привел Дворжака на квартиру к Елинекам на Панкраце, с тем чтобы тот обеспечил ему дальнейшую связь.