Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью

На лифте меня подняли на верхний этаж, в комнату, утопавшую в табачном дыму. Мне приказали сесть на скамейку. В комнате стояла все та же гнетущая тишина. Лишь иногда ее нарушал грубый голос гестаповца. Люди двигались осторожно, словно обходили опасное место, скрытое в густом непроницаемом тумане. Все здесь представлялось не настоящим, будто я находилась в театре ужасов и смотрела жуткую драму. Впереди меня и рядом сидели люди; чуть повернув голову, я увидела людей и позади себя. Вдоль стены также сидели и стояли заключенные. Их лица казались неестественными, загримированными: белые, как мел, или желтые, как лимон, иные – с черными кругами под глазами или с карминно-красными пылающими пятнами. Я еще не знала, что эту комнату заключенные прозвали «четырехсотой» и она являлась своего рода приемной, откуда гестаповцы уводили заключенных на допрос, на мучения и пытки. Истерзанные возвращались в «четырехсотку», но через некоторое время их снова подвергали «обработке» другие мучители. За заключенными внимательно наблюдали: не разрешалось шевелиться, поворачивать голову, разговаривать.

Насколько я могла установить, в «четырехсотке» не было знакомых. Это меня немного успокоило. Снова, осторожно, чтобы не вызвать подозрения у гестаповцев-надзирателей, я стала озираться по сторонам. И вдруг… Кто это? Сидевший справа от меня мужчина показался знакомым, хотя побои и темные синяки под глазами очень изменили его лицо. Неужели Елинек? «Глупости», – успокаивала я себя. Это не он. Через минуту мне каждый будет казаться знакомым. Не смея поднять руку, чтобы протереть глаза и таким образом отогнать видение, я на секунду крепко зажмурилась. Но призрак не исчез, и я с ужасом убедилась – это в самом деле Елинек. Где и как его схватили? Неужели в связи с Юлеком? Елинек перехватил мой взгляд и едва заметно покачал головой: «Мы не знакомы!». Я ответила кивком: «Мы не знакомы!». Наверняка он здесь не в связи с Юлеком, убеждала я себя.

Вдруг гробовая тишина «четырехсотки» была нарушена. Кто-то порывисто с шумом распахнул дверь. Я невольно повернула голову. В комнату ввели женщину. Гестаповец в штатском грубо подталкивал ее по узкому проходу между скамьями. Я посмотрела на заключенную и узнала в ней Марию Елинекову! Темные тени под глазами, неестественно красное лицо. Черные как смоль волосы, всегда аккуратно причесанные, растрепаны. Мария едва передвигала ноги. Я пристально глядела на нее. В ее глазах не было ни страха, ни раскаяния. Они удивительно ярко блестели, словно в них отражались языки пламени. Мы обе чуть заметно покачали головой: «Не знакомы!». На скамейку она опустилась осторожно, словно опасаясь помять юбку: давал знать о себе допрос с пристрастием. На Марию нельзя было смотреть без сострадания. Внимательно посмотрев по сторонам, я увидела еще одного знакомого – брата Елинековой, Павлика, парня лет восемнадцати. И с ним мы обменялись красноречивыми взглядами: «Не знакомы». Юноша, почему и ты здесь? Я терялась в догадках. Этот мальчик жил у Елинеков; иногда я видела его, когда навещала Юлека.

Я пыталась понять, почему вслед за Елинеками схватили и меня. Ведь Елинеки не знали, где я живу.

Дверь снова шумно отворилась: ввели новых знакомых– Риву Фридову и ее мужа. Оба еле передвигали ноги. Гестаповец грубо толкнул Риву на лавку возле меня. Преодолевая боль, она села и наклонила ко мне голову. Одновременно мы прошептали: «Не знакомы!». И в тот же миг за ней явился гестаповец, увел на новый допрос.

Ежеминутно, будто под стремительным напором вихря, распахивалась дверь, и гестаповец вталкивал очередную окровавленную жертву. Вот впихнули товарища в комбинезоне. Ему не разрешили даже присесть. Гестаповец поставил его лицом к стене. Заключенный судорожно раскрывал рот. У него, видимо, пересохло в горле после перенесенных мучений. Но ему не дали ни капли воды. Вдруг ноги его подкосились, и он в бессознательном состоянии грохнулся на пол. Один из гестаповцев (это был Пошик) подошел к умывальнику, наполнил кувшин, выплеснул воду на полумертвого и с бранью пнул его ногой. Но пить измученному человеку он не дал.

Товарищ в комбинезоне был мне не знаком. Лишь впоследствии я узнала, что это Бартонь с завода «Юнкере». Бартоня жестоко терзали пытками, но его страдания неизмеримо возросли, когда он узнал, что является виновником массовых арестов, поскольку слишком доверял провокатору Вацлаву Дворжаку.