Репортёр

Йозеф же, откупорив свою бутылку, начал угощать гостей. Ему очень хотелось, чтобы гости оценили вкус этого напитка. Пришлось пробовать всем — морщась и хватаясь за закуску, потому что сливовица оказалась необыкновенно крепкой. Марта смеялась больше всех, хотя больше всех морщилась, делая даже маленький глоток огненного напитка.

Но никто не был пьяным. От свободного общения было уютно и весело. К удивлению всех, никто не ощущал дискомфорта. Наоборот, находя схожесть многих слов, все дружно радовались, стараясь запомнить их. Алексей много снимал, мигая вспышкой: всех вместе, по отдельности, смешные сценки, интересные моменты…

17

За этим весельем никто и не заметил, как наступил вечер. Когда компания вышла из-за стола, решив прогуляться с Йозефом, обещавшим показать живописные окрестности своего хутора, солнце уже село за лес. Было свежо и прохладно. Накинув куртки, Аслан, Алексей и Марта в сопровождении без умолку болтавшего Йозефа стали подниматься на вершину каменистого холма, вдоль которого журчала речка, а с самой вершины спускалось густое облако тумана. Следом увязался и Азор, успевший привыкнуть к гостям.

— Ничего не напоминает? — тихо спросил Аслана Алексей, пока Марта, весело и беззаботно смеясь, перескакивала с камня на камень.

— Что именно? — переспросил Аслан.

— Ну, горы, туман…

Аслан молчал, понимая, о чем спрашивал его друг. И тогда Алексей начал читать:

Где-то в туман попрятались

Горы остроконечные,

Чтобы не видеть яростной

Бойни бесчеловечной.

Где-то в ущелье каменном

Смерч прокатился брошенный —

Горы проснулись памятью

Слез от гостей непрошенных…

Где-то очаг погашенный

Скрыли руины скорбные.

Чей он? — о том не спрашивай.

Ветер то знает горный.

Где-то еще по-прежнему

Снятся края знакомые:

Родина снится беженцам,

Родина разоренная.

Где-то есть край безрадостный:

Скрылись в тумане горы.

Делит война безжалостно

Нас на живых и мертвых…

— Кто это написал? — спросил Аслан. — Я никогда не слышал этих стихов.

— Наш один… Грозненский. Ты не знаешь.

Остаток пути на вершину холма, укрытого туманом, они поднимались в молчании, каждый думая о своем. Поднявшись, они ненадолго остановились, чтобы отдышаться и переждать, пока туман спустится вниз, и тогда они смогут увидеть окрестности. Но туман не спешил расставаться с вершиной, на которой он, видно, задремал, зацепившись за кроны высоких деревьев.

— Я не могу понять, — прижавшись к Алексею и дрожа не то от охватившего ее волнения, не то от холода, спросила Марта, — почему нельзя забыть все, что было? Почему надо все время жить с этим? Вспоминать каждый день, каждый раз… Почему нельзя забыть и жить дальше?

Потрепав Азора за холку, Аслан пошел прогуляться с Йозефом дальше, оставив друга с Мартой наедине.

— Может, ты и права, — в раздумье ответил Алексей. — Надо просто жить, жить, жить… Сколько, для чего, во имя чего? Это уже другой вопрос. Жить и не терзаться тем, что было. Многие так и живут. Никого нельзя осуждать.

— Так что тебе мешает жить так, как живут другие?

Алексей усмехнулся.

— Знаешь, о чем я подумал? В одной святой книге сказано, что всякий, кто идет вперед, но оборачивается назад, ненадежен для будущего царства. А вот я не знаю, касаются ли эти слова тех, кто остался без родины? Кто не может без нее жить, дышать, быть счастливым? Не знаю… Может, и впрямь надо просто жить, просто идти вперед, ни о чем не вспоминая и ни на что не оборачиваясь? Чтобы не споткнуться и не упасть. Чтобы не затоптали те, кто идут следом… Или наша память, наша родина, которая живет в этой памяти, помогает нам, чтобы мы не сбились с пути, назначенного нам Богом?

Он еще крепче обнял Марту:

— Ах да, я забыл: ты ведь не веришь ни в сны, ни в Бога…

— Не верю, — тихо ответила Марта. — Пока что… Но все, во что веришь ты, для меня дорого.

— Вот ты говоришь: «жить дальше». Один мой друг — чеченец — в той войне потерял мать и сам получил шесть осколков. Да и боев в тот момент не было. Шла себе колонна беженцев: женщины, дети, старики. А по ним с вертолета ракетами. Что им там померещилось — не знаю. Взяли — и ударили по той колонне с воздуха. Мой друг кинулся мать спасать, а другие его не пускали. Укрылись в кювете — и не пускали. Потому что видели, что она уже мертва. И вот пойди убеди его, чтобы он все забыл и жил, как все… Живет. Работает, крутится, как может. Даже улыбается иногда. Четверо маленьких детей не бросишь в тот же кювет. А вот его брат до сих пор не хочет жить. Никак не хочет! И все потому, что его беременной жене все в той же колонне осколком снесло полголовы…

— Замолчи, — в ужасе не прошептала, а застонала Марта, но Алексей словно не слышал, продолжая говорить: