Это стирает дружелюбную улыбку с лица Харрисона.
– Эван, прекрати. – Я хватаю его за руку. – Это совсем не смешно.
– Ладно, я попросил вежливо, – произносит Харрисон. Он встает, и меня одолевают воспоминания обо всех тех случаях, когда копы выгоняли нас с Эваном из заброшенных зданий и с парковок круглосуточных магазинов. – Теперь я хочу, чтобы ты ушел.
– Ничего страшного, – предупреждаю я Харрисона. – Я разберусь.
Все еще держа Эвана за руку, я сжимаю ее сильнее. Ни за что не позволю ему затеять драку посреди ресторана и сесть за решетку потому, что он сломал нос копу.
– Пожалуйста, Эван, – говорю я категорично. – Просто уходи.
Он игнорирует мою просьбу.
– Помнишь, когда-то здесь вместо ресторана был магазин одежды? – Эван наклоняется ближе, проводя пальцами по моей ладони, которая лежит на его руке, и я тут же отдергиваю ее. – Ты рассказала ему о том, как мы трахались в раздевалке, пока дамы, которые не пропускают ни одной церковной проповеди, стояли прямо за дверью, примеряя свои воскресные шляпки?
– Да пошел ты! – Мой голос дрожит от гнева, холодный и ломкий, слова едва слетают с губ, горло сжимается. Я бы дала ему пощечину, если бы не была уверена, что это только подстегнет его. Чем больше эмоций Эван сумеет вытянуть из меня, тем сильнее будет его решимость продолжить свое преследование.
Отодвинувшись от стола, я встаю и мельком замечаю сочувствующий взгляд Харрисона, а затем поворачиваюсь и ухожу.
Я врезаюсь в перила, отделяющие дощатый настил от пляжа внизу, словно автомобиль, влетающий в насыпь. Я бы продолжила идти в сторону океана, ослепленная гневом, если бы это меня не остановило. Хочу что-нибудь бросить. Запустить кирпичом в витрину магазина и услышать, как она разлетится вдребезги. Взять бейсбольную биту в посудную лавку. Все что угодно, лишь бы избавиться от этого беспокойного подергивания рук, от огромного пылающего шара ярости, что пульсирует в груди.
Вдруг я слышу позади себя шаги и сжимаю кулаки. Чья-то рука касается моего плеча, и я замахиваюсь, но замираю на полпути, когда вижу Харрисона, – он поднимает руки в сдающемся жесте.
– О боже, мне так жаль! – Опускаю руки. – Я думала, это Эван.
Харрисон нервно смеется и с облегчением улыбается.
– Не беспокойся. Как раз для таких случаев нужны были все эти курсы по разрешению конфликтов у нас в академии.
Это мило – его стремление отмахиваться от всего с помощью шутки и обильной приторно-сладкой ложки оптимизма. Я совсем не такая.
– Ну а если серьезно, я сожалею обо всем, что там произошло. Это было очень неловко. Я бы придумала для него какое-нибудь оправдание, но Эван и в лучшие свои дни ведет себя как придурок. – Я перегибаюсь через перила, упираясь руками в деревянные перила. – А все, что ты сделал, лишь поздоровался со мной в баре и был дружелюбным. Держу пари, ты не ожидал такой сцены, да? Получил больше, чем рассчитывал.
– Напротив, я прекрасно осознавал, что если приглашу тебя на свидание, то непременно натравлю на себя взбешенного Хартли.
Я приподнимаю бровь.
– О, правда?
– Мы ходили в одну старшую школу, – напоминает он мне; в его тоне слышится ирония, но голос остается нежным. – И у всех были места в первом ряду на шоу Женевьевы и Эвана.
Мои щеки загораются от смущения, и я отвожу глаза. Почему-то знать, что Харрисон являлся свидетелем наших школьных выходок, еще более унизительно, чем это испорченное свидание.
– Эй, не отводи взгляд. У каждого свой опыт за плечами. – Он подходит и прислоняется к перилам рядом со мной. – У всех есть прошлое. Поступки, за которые, будь это в нашей власти, нас бы не судили. Как человек может измениться к лучшему, если не давать ему такой возможности?
Я удивленно оглядываюсь.
– Необычный взгляд для полицейского.
– Да, я часто это слышу.
Мы стоим там еще немного, просто слушая шум волн и наблюдая за тем, как огни набережной отражаются в воде. Я уже намереваюсь взять себя в руки, поднять с земли собственное достоинство и отправиться домой, но Харрисон делает еще одно предложение.
– Хочешь прогуляться? – Он протягивает мне руку, точно все это время собирался с духом. – Я не готов идти домой. Кроме того, мы и до десерта не добрались. Наверняка кафе-мороженое еще открыто.
Мое первое побуждение – отказаться. Пойти домой и продолжить лелеять свой гнев. А потом я вспоминаю, что сказала Алана: если уж решила выбрать другой путь, то пора и вести себя по-другому. Полагаю, следует начать с того, чтобы дать Харрисону шанс изменить мое мнение.
– Звучит заманчиво, – соглашаюсь я.