Репутация плохой девочки

Этот «отличный несерьезный секс» длится уже какое-то время. Достаточно долго, чтобы некоторые люди начали ошибочно принимать привычку за зависимость. А зависимость – за обязательства. То есть если Тейт не одумается, он рано или поздно поймет, что остепенился, даже не осознавая этого. Сейчас неясно, задумывался ли он когда-то над такой вероятностью, помимо их с дружбы с привилегиями. А ведь это является не чем иным, как особой формой отрицания. Купер попал в подобную ловушку в прошлом году, которая, черт возьми, едва не рассорила нашу компанию, когда вышло так, что Куп с Хайди оказались на грани войны. К счастью, они объявили о прекращении огня еще до того, как был нанесен непоправимый ущерб.

С другой стороны, отличный секс. У нас с Джен отличный секс. Просто потрясающий. Такой, что заставляет парня забыть об обещаниях и хорошем поведении. Но на данный момент мой девиз – это хорошее поведение. Я взял на себя обязательства перед Джен и хочу доказать ей, что мне можно доверять: я умею держать член у себя в штанах. Это того стоит, в конце концов. По крайней мере, искренне надеюсь на это.

– Конечно, это несерьезно, – говорит Уайет Тейту. – Алана только играет с тобой, братан. Как лев, играющий со своим обедом. Ей это нравится.

Я замечаю резкость в его тоне. И Тейт тоже. Но вместо того чтобы спросить у Уайета о том, какая муха его укусила, Тейт переводит все стрелки на меня.

– Если хочешь поговорить о цыпочках, которым нравятся игры, почему бы тебе не поинтересоваться у Эвана о том, как он прошлой ночью танцевал грязные танцы с твоей бывшей?

Придурок. Я бросаю на Тейта свирепый взгляд, прежде чем повернуться и успокоить Уайета.

– Это были всего лишь танцы, без всякой пошлости. Рэн просто друг, ты же знаешь.

К счастью, Уайет невозмутимо кивает.

– Ага, она делает все возможное, чтобы вернуть меня, – признается он. – Не удивляюсь, что она флиртует с моими друзьями. Ей нравится вызывать у меня ревность. Думает, я настолько сойду с ума, что вернусь к ней.

Купер приподнимает бровь.

– Но ты этого не сделаешь?

– Не в этот раз, – отвечает Уайет. Его голос звучит предельно серьезно, и это заставляет меня задуматься. Отношения Уайета и Лорен всегда развивались по той же схеме, что и у меня с Женевьевой. Он и правда ушел от нее навсегда? Мрачное выражение его лица подсказывает, что да, так и есть.

На мгновение я подумываю о том, чтобы сделать то же самое – отречься от этих постоянных расставаний и воссоединений с Джен. Попрощаться с ней по-настоящему. Но одна лишь мысль об этом вонзает раскаленный нож прямо мне в сердце. Даже пульс учащается.

Да уж…

Этого никогда не произойдет.

Глава двадцатая

Женевьева

– Ладно, у меня есть одна, – говорит Харрисон, когда мы проходим мимо команд, снаряжающих свои лодки. Он пытается шутить с тех пор, как заехал за мной сегодня утром. – Почему наносят штрихкоды на борта норвежских кораблей?

– И почему?

– Чтобы, вернувшись в порт, они могли быть скандинавами[33]. – Он сияет, так гордясь своей последней плоской шуткой.

– Тебе должно быть стыдно за себя.

Я не знаю, где моя жизнь свернула с беззаботного пути «растраченной впустую молодости», просмотра подростковых драм на CW[34] и оказалась втянутой в мир фильмов с Hallmark[35], но, наверное, так каждый день чувствуют себя блондинки.

Это воскресное утреннее свидание настолько обычное, что кажется почти нереальным. Харрисон привел меня на пристань посмотреть регату. Стоит теплый ясный солнечный день с легким бризом – идеальная погода для плавания. Я вдыхаю ароматы океанского воздуха и сладостей из установленных вдоль набережной тележек, где продают сахарную вату и торты в форме конуса.

– Нет, подожди, – Харрисон заливается счастливым смехом. – Вот хорошая. Итак, однажды ночью два корабля попали в шторм. Синий и красный. Корабли, раскачиваемые ветром и дождем, не видят друг друга. Затем сильная волна швыряет суда, и они врезаются друг в друга. Корабли разбиваются в щепки. Но когда буря утихнет, что явит лунный свет?

Наверное, я мазохистка, ведь насколько бы несмешными его шутки ни были, мне нравится, с каким энтузиазмом он их рассказывает.

– Не знаю, и что?

– Корабли смешались в говно.

Ух ты.

– И ты разговариваешь со своей мамочкой этим ртом?

Харрисон опять смеется. На нем снова эти чертовы брюки цвета хаки в паре с рубашкой поло в стиле папаши-туриста. Раньше, сидя с друзьями под пирсом, я бы только посмеялась над таким парнем. И посмотрите на меня сейчас, провожу время, как золотая молодежь нашего городка. Все вовсе не так, как я себе представляла.

– Ты когда-нибудь участвовала в этой гонке? – интересуется он.

Я киваю.

– На самом деле несколько раз. Мы с Аланой дважды занимали призовые места.

– Потрясающе.

Харрисон настаивает, что нужно взять лимонные слаши[36], затем быстро несет два, поскольку они уже тают и немного переливаются через край, а он не хочет испачкать мое платье. Еще одно напоминание – этот парень слишком мил для того, кто однажды украл велосипед девушки, чтобы сбросить его с обрушившегося моста.