Сам масштаб брошенных против России наполеоновских войск — 450 тысяч человек (в первом эшелоне. Кроме того, 160 тысяч находились во втором оперативном эшелоне и позже постепенно вводились на русскую территорию. — Ред.) — вынуждает его принять почти линейный принцип их построения, который, в свою очередь, влечет за собой прямое воздействие по линии наибольшего ожидания (наиболее вероятному для противника направлению). Как и немцы в 1914 году на Западе, он сосредоточил очень много сил на одном из флангов своего построения — левом — и рассчитывал развернуть его с широким охватом на русских у Вильны (Вильнюс). Но, даже принимая во внимание медлительность его брата Жерома в роли силы, сковывающей русских (не сковывающих, а разделяющих — действовал в промежутках между 1-й и 2-й русскими армиями. — Ред.), этот маневр был слишком неуклюжим и слишком прямолинейным, чтобы стать эффективным средством отвлечения и нарушения устойчивости противника, если только, правда, последний не будет исключительным идиотом. И в данном случае недостатки этого маневра были использованы русскими сознательным принятием стратегии уклонения от генерального сражения. (Русские армии насчитывали около 220–240 тысяч: 1-я армия — 110–127 тысяч, 2-я армия — 45–48 тысяч, 3-я армия — 43–46 тысяч и корпус Эссена под Ригой — 18,5 тысячи. Против них Наполеон в первом эшелоне бросил около 450 тысяч. Отступая, в основном в успешных арьергардных боях, русские наносили врагу тяжелые потери. Только за начальный период войны французы и их союзники потеряли 150 тысяч убитыми, ранеными и дезертировавшими. Наполеон был вынужден 17 (29) июля отдать приказ остановиться на 7–8 дней для отдыха на рубеже от Велижа до Могилева. — Ред.) Когда Наполеон энергично вторгся в Россию 12 (24) июня, после своих первых ударов «по воздуху» он сузил фронт наступления своей армии, перейдя к традиционному для него построению войск в бою в виде батальонных колонн, чтобы провести тактический маневр в тыл противнику. Но даже когда русские, изменившие свою тактику и принявшие вызов на бой, были настолько глупы, чтобы совать свои головы в пасть Наполеону (русские просто дождались, пока соотношение сил станет более благоприятным. — Ред.), эта пасть сомкнулась так явно под Смоленском, что русские вырвались оттуда, а при Бородине эти челюсти сломали свои зубы. (Сражение при Бородине хорошо описано. Русские потеряли 44 тысячи убитыми и ранеными и 23 генерала (из общей численности 132 тысячи, включая 21 тысячу ополченцев), французы потеряли свыше 50 тысяч и 47 генералов (из 135 тысяч отборных войск). Хотя русская армия была вынуждена отступить, французская армия была надломлена. И в октябре покатилась назад. — Ред.) Никакой пример не мог бы лучше продемонстрировать недостатки наступления по сходящимся направлениям в сравнении с настоящим непрямым действием. Ужасающие результаты последующего отступления из Москвы были в меньшей степени порождены суровым климатом — на самом деле морозы наступили в том году позже, чем обычно, — нежели деморализацией французской армии. А это было вызвано крахом ее прямолинейной стратегии, нацеленной на сражение, при столкновении с русской тактикой уклонения от боя (только когда силы были неравными. — Ред.), которая, в свою очередь, была стратегическим методом, использовавшимся здесь для проведения тактики непрямых действий.
Кроме того, ущерб, причиненный престижу Наполеона его разгромом в России, немедленно возрос из-за моральных и материальных последствий неудач его армий в Испании. И при оценке смертоносного эффекта действий Англии в этом регионе очень важно отметить, что в нем Англия следовала своей традиционной военной политике подрезания корней.