Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

На следующий день после получения этого ответа (21 мая) корреспонденту «Нью-Йорк таймс» в Вашингтоне удалось уговорить кого-то в Государственном департаменте обсудить проблему вмешательства. Добыча была скудной. «Все, что можно узнать здесь о позиции вашингтонского правительства, – сообщал корреспондент, – указывает на то, что им не двигало стремление Великобритании и Франции к быстрым действиям, преследующим двойную цель – спасти Россию и вернуть ее как сильную нацию в Антанту. Говорят, соответствующие официальные лица считают, что для любой из союзных стран было бы серьезной ошибкой вводить войска на российскую территорию».

Все это, по-видимому, должно наводить на мысль, что вплоть до конца мая – то есть до начала чешского восстания – в отношении правительства Соединенных Штатов к сибирской интервенции не произошло никаких изменений. Таково было впечатление, переданное, по крайней мере на формальном уровне, британскому и французскому правительствам. Таково было впечатление, переданное прессе и общественности. Такова была, безусловно, и официальная позиция.

Однако за кулисами уже присутствовали отдаленные намеки на появление других мнений. Мы отмечали колебания Лансинга на более ранних этапах – один раз в конце февраля и еще раз месяц спустя, когда он был потрясен неверными сообщениями о предполагаемой опасности для Сибири со стороны немецких военнопленных. Следует напомнить, что даже президент на мгновение растерялся в первом из этих случаев. Теперь, в конце апреля и мае, снова появились слабые, но интересные признаки того, что в обоих случаях камень начинал точиться под непрекращающимся и усиливающимся воздействием падающих на него капель.

Во-первых, Вильсон стал проявлять нечто большее, чем отстраненное любопытство к ситуации на российском Дальнем Востоке. Значительное количество запросов о Маньчжурии и Сибири, разосланных Государственным департаментом представителям на Дальнем Востоке в апреле и мае, безусловно, отчасти отражало как президентское любопытство, так и интерес госсекретаря. Будучи человеком, не особенно склонным выпытывать у своих подчиненных информацию по вопросам высокой политики, 18 апреля Вильсон направил Лансингу записку, в которой говорилось, что был бы очень признателен получить справку, содержащую все известное о нескольких очагах самоуправления, зарождающихся в Сибири: «Мне доставило бы огромное удовлетворение оказаться за спиной наиболее представительного из них, если он действительно сможет занять место управленческого лидера».

На прямые расспросы о политике Америки в отношении России Лансинг, каким бы сдержанным человеком он ни был, отвечал только словами президента. Но когда в конце апреля встал вопрос о предоставлении американских судов для вывоза из Нагасаки и Владивостока некоторых небольших отрядов итальянских и бельгийских войск, которых военная судьба забросила в эти порты, его внутренние сомнения отразились в ответе. По его мнению, выводить эти войска с Дальнего Востока казалось нецелесообразным, «когда было бы неловко отправлять туда другие подобные войска». Госсекретарь признал, что эта позиция была «основана на возможности сибирской интервенции». Она была официально доведена до сведения заинтересованных правительств в качестве позиции американского руководства.

Еще один и самый любопытный свет на взгляды Лансинга проливает его отчет президенту о беседе с Исии 28 апреля. Хотя он и процитировал Исии, который с самого начала согласился в нецелесообразности вмешательства, ясно, что затем они приступили к обсуждению всех тонкостей возможной сибирской экспедиции, причем делали это с серьезностью, предполагавшей и такое развитие событий. Лансинг поинтересовался мнением Исии о желательности участия американцев и других союзников в возможном вмешательстве. Исии ответил, что считает лично американское участие наиболее желанным вариантом для японского правительства, и предположил, что экспедиция, состоящая из японцев, китайцев и американцев, снимет все подозрения с России в «приглашении к интервенции». Лансинг предложил ему заручиться разрешением своего правительства сделать такое заявление, что Исии и взялся сделать. Затем разговор зашел о количестве необходимых войск и о том, как далеко должно продвинуться вмешательство. Госсекретарь закончил тем, что убедил японского гостя в необходимости сдерживания немецких войск на Востоке и нарисовал яркую картину опасности, когда в случае победы Германии во Франции немцы повернут на восток и станут хозяевами Сибири. Все это было изложено в выражениях, которые прозвучали так, словно исходили из уст самого Бальфура.